Татьяна Степанова - Звезда на одну роль

«Это все стоит уйму денег! — думал Кравченко. — Такое быстро вянущее великолепие. Цветы, море цветов, когда только-только сошел снег. Выходит, что Крез этот хорек, настоящий Крез!»

Кто-то слегка задел его стул, извинился — к выходу пробирался тот самый высокий темноволосый красавец, с которым перед показом беседовал Арсеньев. Он не выказал никакого восхищения увиденным — может быть, все уже успело ему надоесть? Кравченко проводил его взглядом и тут же забыл про него, поглощенный зрелищем.

— Ты, Вадь, того, поди позови к нам этого цветовода, — гудел благодушно довольный Чугунов. — Это ж мастак какой, а? Давно я ничего подобного не видел. Это вам не ж.., голые глядеть у стриптизерок на сцене. Это — сразу чувствуется: европейский стиль.

Красота.

«Лепота, — подумал Кравченко, поднимаясь из-за стола. — Так, наверное, рассуждали ходоки в Царьград, посланные Владимиром-Солнышко, земляки мои: ой, лепота, князюшка, ой, лепота!»

Едва увидев Кравченко, Арсеньев стремительно пошел ему навстречу. Он был румяным от похвал и аплодисментов, развившийся локон бубикопфа упал ему на разгоряченный лоб.

— Здравствуй...те, — сказал он с запинкой, вперя в Кравченко взгляд серых грустных глаз. — Вы все-таки пришли. Спасибо.

— Василий Васильевич хочет вас видеть, — сухо молвил Вадим.

— Прямо сейчас?

— Если вам это удобно.

— О, мне удобно. А вас зовут Вадим? Мне Берберов сказал. Вы уже успели познакомиться с ним, я вижу.

— Да.

В компании Чугунова Арсеньев вел себя непринужденно. Поправил прическу, выпил виски.

— Я тебя помню, машины-то вместе покупали, — гудел Чугунов. — Но не знал я тогда, какой ты есть человек. Ведь это ж надо! Цветы-то где берешь?

— Кое-что покупаю сам, кое-что помогают купить, кое-что дарят, — ответил Арсеньев.

— Красота это. Тебя как, Иваном зовут? Красота это, Ваня. Душа прямо не нарадуется. — Чугунов вздохнул. — Да.., красота, она под собой имеет, много имеет... А где тут туалет у вас, не скажешь? Природа свое требует.

Кравченко было поднялся. Арсеньев быстро подозвал официанта:

— Саша, проводи господина Чугунова. Они остались за столиком вдвоем — производитель моющих средств пересел за соседний стол, предпочтя общество длинноногой девицы в кожаном сарафане.

— А вам, Вадим, понравилось то, что я делаю? — спросил Арсеньев.

— Да.

— Цветы живут одним днем, я всегда это помню.

— Несомненно.

— О чем вы думаете? Хотите, чтобы я убрался, да? — Вопрос прозвучал так потерянно, что Кравченко даже вздрогнул.

— Я думаю, что вы очень талантливы, все, что вы делаете, очень красиво, только оно заслуживает лучшей участи, чем выставление на суд в бардаке перед сворой жрущих неандертальцев. Бисер перед свиньями, Иван.

— Как вы сказали? — переспросил Арсеньев. — Лучшей участи? Бисер? — Взгляд его словно ощупывал лицо Кравченко.

— Именно. Ну кому тут читать сказку о царстве Флоры? Моему патрону, что ль?

— Я ее читал не ему, а вам, я был рад, когда узнал, что вы придете.

— Это произошло совершенно случайно.

— Я понимаю, конечно, случайно. Они замолчали.

— И вы бы хотели увидеть нечто подобное в более подходящих условиях? — осторожно спросил Арсеньев.

Кравченко про себя ухмыльнулся: «Ах ты, хорек талантливый, неймется тебе — не мытьем, так катаньем!»

Тут вернулся из туалета Чугунов.

— Что, братки, загрустили? Вань, давай выпьем за твою красоту, слышь? Народу нравится. А ты, если какие трудности возникнут с цветами там или с чем, звони прямо мне. Звони — не стесняйся. В январе Чугунов ландыши достанет, в августе мимозу — тока скажи.

— Спасибо, Василий Васильевич. — Арсеньев отпил маленький глоток золотистого виски. — Я тут говорил вашему начальнику охраны... Есть еще одно место, где демонстрируются мои работы. Это очень приличное место, однако очень дорогое.

— Деньги — сор, — хмыкнул Чугунов. — Лишь бы сердце радовалось. Играют там, нет?

— Нет, ни в карты, ни в рулетку там не играют. — Арсеньев тщательно подбирал слова. — Но посмотреть там есть на что. Есть. Только.., там очень высок взнос за...

— Это клуб, что ли? — сморщился Чугунов. — На.., он мне. Я вон состою в столичном биржевом. Так они там только пьют, подлецы, да сплетни разводят. Да потом, там уж девять кооптированных членов в расход вывели — пристрелили в подъездах. И сидя-ат, глазами моргают друг на друга: я, мол, не я и хата не моя. Мафия ж!

Это слово прозвучало в устах Чугунова так смачно, что и Кравченко, и Арсеньев невольно засмеялись.