Иван Шевцов - Крах

Открытым доверчивым взглядом она глядела на Таню, и Таня поняла, что эта девочка в ней нуждается.

Всего шесть дней пролежал Силин в больнице: рана его хорошо заживала, сказывался могучий, не расположенный к всевозможным хворям организм. Перевязку решили делать на дому. Раза два Таня после работы в поликлинике, не заходя домой, шла на квартиру Константина Харитоновича, и они вместе с Олей делали эту не столь мудреную процедуру. Во время этих посещений между ними происходили «нейтральные» разговоры, далеко не те, о чем хотелось бы им поговорить наедине. Присутствие Оли стесняло обоих. И однажды Силин сказал:

— Я очень признателен вам Татьяна Васильевна, за хлопоты, но мне как-то неловко утруждать вас, отрывать от дома.

— Моя помощь вас тяготит, вы это хотите сказать? — со своей неизменной дружеской улыбкой сказала Таня, сверкая насмешливо глазами.

— Вовсе нет. Но у меня родилась идея: а не лучше ли мне самому ходить к вам домой на перевязку. Вы простите мою дерзость, но мне кажется, такой вариант будет удобным для нас обоих. Как вы считаете?

Идея Тане пришлась по душе, и Силин в сопровождении Амура в приподнятом настроении шел в конце рабочего дня с улицы Королева на Первую Останкинскую. На квартире Тани в полном одиночестве они наслаждались интимными разговорами. Силин рассказывал много увлекательного из своей судебной практики. Таня слушала его с жадным интересом, ибо речь шла о судьбах людских. Когда пришло время снимать бинты, Силин пришел с бутылкой шампанского и с тортом: надо же было отметить его выздоровление и отблагодарить доктора за внимание и помощь. Был субботний день, и Константин Харитонович, на этот раз без Амура, пришел в полдень. Таня приготовила холодную закуску и пожарила импортные рыбные палочки. Силин, разлив по фужерам шампанское, произнес благодарственное слово по адресу милого, душевного, доброго доктора, который своей нежной теплотой способствовал быстрому заживлению раны. Между прочим он сообщил, что московским сыщикам удалось напасть на след покушавшихся, установить их имена — это были, как и предполагалось, сообщники Полозова по рэкету — матерые рецидивисты. К сожалению, задержать их не удалось, очевидно, «залегли на дно» или перебрались в ближнее, а, может, и дальнее зарубежье. Был объявлен розыск, на успех которого Силин не надеялся, но рассчитывал, что его теперь оставят в покое.

Когда снова были наполнены фужеры, Таня, устремив на Силина теплый душевный взгляд, сказала:

— Дорогой Константин Харитонович, я пью это игристое вино за вашу мечту, за ее осуществление. Я восхищена вашим мужеством, честностью и патриотизмом.

— Спасибо, Татьяна Васильевна. Но мне с трудом верится, что ваше пожелание когда-нибудь сбудется.

— Почему же? Любопытно, что за несбыточная мечта? Или это тайна? Не хотите ее открыть?

Силин в смущении закрыл глаза. Потом поднял на нее как бы виноватый взгляд, решился:

— Открою. Вам открою. Только прошу вас, не судите меня строго. — Он волновался, и это волнение, эти смущенные глаза, и весь облик его совсем не напоминали строгого и сильного судью, облаченного в черную мантию и восседающего на «троне» в зале суда. Дрогнувшим голосом он проговорил, не глядя на Таню: — Моя заветная мечта, милейшая Татьяна Васильевна, на веки вечные связать свою жизнь с вашей.

Она не ожидала такого ответа, хотя в мыслях в последние дни и в бессонные ночи иногда тайком думала об этом. Лицо ее вспыхнуло, густые длинные ресницы смущенно затрепетали. Она растерянно молчала, и ее молчание приводило его в уныние. Наконец она спросила очень дружелюбно и тепло:

— А вы уверены… в выборе? Мы так мало знакомы. Вы уверены, что я могу вам принести счастье, которого вы заслуживаете? Не скрою, вы мне нравитесь, даже больше, — призналась она очень спокойно. Таня ждала такого объяснения, она видела, что он неравнодушен к ней и, пожалуй, по-настоящему влюблен.

— А я вас люблю, как никого в жизни не любил, — глухо, проникновенно прошептал он. — Вы моя единственная мечта и надежда. У нас много общего во взглядах, вкусах…

— Вы хотите сказать «родство душ»?

— Именно это, — с жаром подтвердил Силин.

— Для полного счастья, пожалуй, маловато.

— А что по-вашему, Татьяна Васильевна, нужно для полного счастья?

— Зовите меня просто Таней.

— Хорошо, очень рад. Ну тогда и вы меня без Харитоновича.

— Не сразу, постепенно привыкну.

— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил он, сдерживая волнение. Она это видела и думала: «Боже мой, такой сильный, основательный, на вид даже суровый, он дрожит, как влюбленный юноша».