Иван Шевцов - Грабеж

— Позавчера.

— А кулон решили увезти с собой в Австралию?

— Юрий Иванович, мы с вами не дети, — с досадой проговорил Пришелец. — Я предпочитаю серьезный разговор.

— Я тоже: серьезный, искренний, чистосердечный. Всякое запирательство, как вы понимаете, бессмысленно. Что же касается кулона, то с ним в общем все ясно. А сейчас мне бы хотелось знать, где находятся бриллиантовые кольца, подмененные вами на фианитовые в ювелирном магазине? Я понимаю: мой вопрос не из приятных, но что поделаешь — служба.

Пришелец побледнел — терпение и выдержка изменили ему.

— Понятно… — Ипполит Исаевич, чтобы не выдать своего волнения, уставился в пол. — Хотите навесить мне уголовщину. Что ж, прием избитый.

— Что верно, то верно: прием довольно затасканный, когда уголовник напяливает на себя маску политического. Но, насколько мне известно, политика вас никогда не интересовала. Ваше амплуа — бизнес. Не так ли, Ипполит Исаевич?

— Во-первых, бизнес, то есть частное предпринимательство, не есть преступление. Во-вторых, в каждом человеке живет частник, предприниматель. Только способности к предпринимательству у всех разные. Есть талантливые, есть посредственные, а есть просто бездарные. Вот они-то, последние, и прикрывают свою бездарность разной идеологической мишурой. Неудачники всегда были завистливыми. Зависть делала их злыми и жестокими. Они мстят и преследуют преуспевающих, попросту — талантливых. Они строят из себя святош-моралистов.

— Ипполит Исаевич, давайте вернемся к началу, — прервал демагогические излияния Добросклонцев. — Вы сказали, что вам хотят пришить уголовщину, то есть сделать без вины виноватым. А зачем, кому это нужно?

— Вам не нравится мой образ мыслей.

— Не столько образ мыслей, сколько образ жизни, поступки, порожденные образом мыслей.

— Юрий Иванович, вы судите о поступках со своих позиций и потому осуждаете инакомыслящих. Мы с вами инакомыслящие. Мне претит ваш образ мышления, но я же вас не осуждаю и не преследую.

Фраза эта вызвала у Добросклонцева ироническую ухмылку.

— О ваших поступках, Ипполит Исаевич, мы судим с позиций законов нашего общества, законов, которые обязан соблюдать каждый член общества, — сказал он.

— Законы. Их создают тоже люди. И почему я должен верить, что сами законодатели непогрешимы? Недаром говорят: закон, что дышло, куда повернул, туда и вышло. Любой закон ограничивает свободу, ту самую, к которой человек стремился с того самого дня, когда осознал себя высшим существом. Человек жаждет свободы в своих мыслях и поступках. Для человека в этом мире высшая ценность он сам. Да, да, не спорьте, Юрий Иванович, вы тоже так думаете. И все так думают, все хотят жить в свое удовольствие, все хотят наслаждений и, в этом видят счастье. Только одни этого не скрывают, не, стыдятся, и за это их преследуют. Человек по своей природе эгоист. Мне нет дела до других. Пусть каждый сам думает о себе…

Выпалив всю эту тираду залпом, на одном дыхании, Пришелец утомленно приумолк. Воспользовавшись паузой, Добросклонцев сказал:

— Итак, если я правильно вас понял, вы считаете, что счастье в удовольствии и наслаждении, и в этом мы с вами расходимся.

— Правильно, — торопливо подхватил Пришелец. — А позвольте полюбопытствовать, в чем вы видите свое счастье, в чем смысл вашей жизни?

— Делать добро людям, обществу. Отечеству. Очищать жизнь от всякой нечисти, от тех, кто творит зло.

— О-о, как возвышенно! — иронически воскликнул Пришелец, закатив глаза. — Посадили за решетку невинного и радуетесь, счастливы, довольны.

— Доволен. Одним преступником будет меньше.

— Преступление, зло. — Пришелец вздохнул и снова заговорил, глядя в пространство: — Великий сын Америки Уолт Уитмен писал: «Не вам одним известно, что значит зло, я тоже завязывал старый узел противоречий, я болтал и смущался, крал и завидовал, я был похотлив, коварен и вспыльчив, — мне стыдно сказать, какие таил я желания, я был капризен, тщеславен, жаден, я был пустозвон, лицемер, зложелатель и трус, и волк, и свинья, и змея — от них и во мне было многое, обманчивый взгляд, скабрезная речь, прелюбодейные мысли — всем этим грешил и я сам, упрямство, ненависть, лень, надменность и даже подлость — во всем этом был я повинен».

Он продекламировал Уитмена с заученным вдохновением, и Добросклонцев решил, что это был его любимый монолог, которым он щеголял в дружеских компаниях. Возможно, даже на даче Зуброва в день рождения. С торжеством победителя в голосе Пришелец заключил: