Татьяна Степанова - Темный инстинкт

А мы как пни, ей-богу. Вернее, я — я, Серега, толстокожий человек, как Катька скажет. А ты больно своей логике веришь, хотя, что уж греха таить, ни черта в ней не смыслишь.

— Ты куда «деррингер» свой дел? — Мещерский поудобнее раскинулся на постели. — Под подушкой держите или как?

— Не бей по больному месту.

— А ты мне?

— Пардон. Но насчет профессионализма утерянного ты меня первый поддел. Ладно, прощаю. Давай-ка лучше, чем попусту препираться, кое-что обсудим. А то мне завтра перед Сидоровым отчитываться о внутридомашних отношениях, а я секу их трудно. Итак, эта Лиска-Алиска алкоголичка, да еще язвенница. И что нам это дает?

— У нее нервный склад натуры. Она подвержена перепадам настроения, болтлива, иногда говорит любопытные вещи. И у нее было язвенное кровотечение, которое может повториться.

— Бр-р, удовольствия в этом мало. А с братцем они, значит, как кошка с собакой?

— Я бы не сказал. — Мещерский повернулся. — Разговаривают они друг с другом действительно бесцеремонно, куда только прежние манеры подевались. Но ты б видел его лицо в тот миг, когда она разыграла припадок! Петька этот побелел весь — видимо, действительно искренне за нее испугался. А насчет грубости его… Она ведь такую ерунду несла — любой бы не выдержал. Иной и на затрещину бы не поскупился — у нас джентльменов-то днем с огнем, а этот терпел все. Только огрызался.

— Ну, тогда пока будем считать, что брат и сестра друг друга все же любят, но на свой лад, — подытожил Кравченко. — А Звереву они…

— Их отношения к мачехе я пока еще не понял, — честно признался Мещерский. — Они живут в ее доме.

Фактически она до сих пор их содержит. И это пока все.

— А с ее братцем к тому же Алиска… Слушай, они с этим Таврическим спят или не спят?

— Понятия не имею, — Мещерский нахмурился. — Я за ними в замочную скважину не подглядывал.

— Ну, не принимай так близко к сердцу… Ты ведь наблюдательный, долго ль тебе понять всю эту ауру — взгляд, жест, вздох. — Кравченко вертелся в постели. — Ты вот тогда сказал: «Странный дом. Кое-кто здесь не спал». В ту, ночь, накануне, понимаешь? Так я, грешным делом потом на эту парочку подумал. Амуры, мол, летали-трепыхались.

А ты что имел в виду?

— Не знаю, но не амуры, это точно, — Мещерский помрачнел. — Не могу это объяснить. Я проснулся среди ночи и в полудреме — ну, знаешь, как это бывает: полуявьполусон — что-то почувствовал. Может быть, шаги, может, дыхание, может, полоску света под дверью. Словом, ПРИСУТСТВИЕ. И решил…

— Так что это было? Шаги — это одно, свет — другое, а дыхание это как-то чересчур.

— Отстань ты от меня, — Мещерский досадливо стукнул кулаком по постели. — Откуда я знаю, что это было?

Это как дуновение, предчувствие чего-то. ПРИСУТСТВИЕ.

Я же сказал: «странно» — именно так я это и ощутил тогда.

Весьма неприятное, надо сказать, ощущение. Тебе такого не пожелаю.

— Призрак замка Моррисвиль, — фыркнул Кравченко.

— Призрак — не призрак, но восприятие мое и восприятие Зверевой некой сгустившейся в этом доме атмосферы в чем-то совпали.

— Ты о духоте говорил, она — о ненависти. А сошлись вы на слове «анчар».

— Она тоже призналась, что ей вдруг «стало нечем дышать».

— Но сейчас ты ведь этой духоты не чувствуешь, нет?

— Сейчас нет. Вернее, не знаю. Может быть, я просто не сосредоточивался на этой мысли.

Кравченко отмахнулся.

— Безнадега все это. Полечиться вам надо. В том месте, откуда я сегодня вернулся. А врачиха там — пальчики оближешь… Ученая-ученая, а сама миндаль в сахаре. Так что в «Гнезде» лесном есть смысл кое-чем побаловаться.

Потом, когда…

Кравченко недоговорил — по лбу его мягко шлепнула пущенная меткой рукой приятеля подушка. Следом полетела бы кроссовка, уже поднятая Мещерским с ковра, как вдруг…

БОЖЕ, КАКОЙ ВОПЛЬ!

Мещерский часто потом вспоминал, как они мчались тогда вниз — полуголые, босиком. А в ушах продолжал звучать этот пронзительный животный вой. Кравченко одним махом перепрыгнул почти целый лестничный пролет и…

— Кто кричал? Кто? Господи! Мариночка, что стряслось, что такое? — Двери спальни Зверевой уже осаждали Майя Тихоновна, Александра Порфирьевна, Григорий Зверев и Корсаков.

Сверху спускался Петр Новлянский в махровом халате.

Алиса — тоже в халате, коротеньком лайкровом — буквально влипла в стену, судорожно цепляясь за вырывавшегося от нее иранца.

— Да подожди, ничего ведь не случилось, — бормотал Файруз. — Зачем так себя пугать? Ну успокойся, ну Лисенок.., ну пожалуйста…