Татьяна Степанова - Дамоклов меч над звездным троном

Катя постаралась взять себя в руки. А вот и не бред. Что бы там они ни говорили, ни думали про себя — ее место в данной сложившейся ситуации здесь. Возможно, что в этом доме, крышу которого еле видно из-за забора, проживает единственная на данный момент реальная, очевидная жертва, находящаяся в поле зрения убийцы. Кем бы он там ни был — пусть и не обязательно ее собственным пасынком. «А вдруг я не узнаю эту Алену Леонидовну Куницыну? Вот сейчас она выйдет из дома, а я ее не узнаю? — подумала Катя. — Ведь я ее видела всего один раз, там на теплоходе. И потом, может, она за эти дни снова сделала себе какую-нибудь операцию? Может, она вообще не дома, а где-то в клинике находится?»

— Внедорожник выехал, «Шевроле», — оповестил Кравченко. — Баба за рулем. Одна. Ну, Катеныш, гляди — она?

Катя схватила бинокль: глянцевый синий бок машины, лобовое стекло и… Нет, она узнала эту женщину. Сколько бы пластических операций в своей жизни та ни сделала, она все равно оставалась женщиной, которую, увидев раз, с кем-то спутать было просто невозможно.

— Это она, мачеха Саныча, — Катя подалась вперед. — Мы едем за ней.

И они поехали. Было уже начало первого, когда они припарковались вслед за машиной Алены Леонидовны в Москве в Спасо-Наливковском переулке по соседству с Добрынинской площадью возле трехэтажного современного здания, смахивавшего на аквариум в стиле хай-тек. Алена Леонидовна скрылась за его дверями. Мещерский вышел на разведку.

— Это филиал Института пластической хирургии и косметологии, — сообщил он, вернувшись в машину.

— Мама моя родная, я так и знал, — хмыкнул Кравченко.

Посидели в машине с полчаса. Затем решили действовать так — напротив канадский бар, слева в переулке — японский бар, справа — кафе. Один остается в машине на посту, двое других спокойно и ненавязчиво коротают время.

— Идите вы с Катей, — сказал Мещерский. — Я подежурю.

Кравченко японскую кухню не любил. В канадском баре было пусто. Никто не играл на бильярде, никто не заказывал стейка на углях. Бармен обрадовался им как родным. Катя подумала: а непыльная работенка, вместо того чтобы стучать по клавиатуре компьютера, сочиняя очередную криминальную нетленку для «Вестника Подмосковья», сидеть вот так с собственным мужем в этом канадском бейлисе, попивая кофе.

— Мне темное пиво, — распорядился Кравченко.

— Мне кажется — я опять ошиблась, — сказала Катя. — Не хотелось признаваться при Сережке… Кажется, из-за меня вы зря потратили день.

— Терпеть этого не могу. — Кравченко поднял стакан с пивом. — Ты же знаешь — вот этого самого твоего самоедства: зря — не зря, надо — не надо. Надо. Раз начали — доведем дело до конца. Сегодня. А завтра будет видно.

— Но сколько же можно вот так караулить, я сама теперь понимаю, что…

— Я бы на твоем месте не ныл, а позвонил этому твоему пинкертону, — хмыкнул Кравченко. — Ведь он тоже чем-то там занят. Тебе не интересно, как у него складываются сейчас дела с теплоходом?

Катя позвонила Колосову. Телефон не отвечал — в это самое время начальник отдела убийств как раз мчался в направлении Тушина, где оперативники вели Саныча-Сухого. Колосову было не до личных звонков. Он висел на рации. Катя дала отбой: на чем бы это записать — «драгоценный» впервые не психанул при таком вот ее звонке, более того — сам проявил инициативу. Это значило, что…

— Ты меня спрашивал, Вадик, а теперь я тебя хочу спросить: что ты сам думаешь обо всем об этом?

— Об убийствах?

— Об убийствах и о людях, которые у нас на подозрении.

— Тебе не понравится то, что я думаю, — ответил Кравченко.

— То есть?

— Если все действительно обстоит так с этими жертвами, как ты говоришь, то я бы.., я бы не стал ему мешать.

— Не стал бы ему мешать? — спросила Катя. — Убивать? Убивать их?

Кравченко молчал.

— Ты не видел, что он делает с телами, как убивает, — сказала Катя.

— Это не главный вопрос.

— Это не главный? То, как он убивает, — не главный вопрос? А что же тогда главный вопрос?

— Главный вопрос в том, как он стал тем, кем стал. Что его заставило так измениться.

— Ты так говоришь, словно знаешь, кто убийца.

— Я не знаю, кто убийца, Катя. В том-то все и дело — я не знаю. — Кравченко резко отодвинул от себя пустой стакан. — Это для меня и есть самая острая заноза. Иначе я был бы не здесь.

— А где бы ты был? — спросила Катя.

— Пойдем-ка в машину. Надо Сереге дать шанс утолить первый легкий голод, — хмыкнул Кравченко.