Татьяна Степанова - Все оттенки черного

Сорокин глянул на нее коротко, быстро, тяжело.

— Вчера я как раз отнес для нее подробный комментарий для 90-го псалма Ветхого Завета, — произнес он медленно и внятно. — Ниночка, радость моя, отчего-то и тебя мои филологические опусы страшно интересуют. 90-й псалом: «Да не убоимся ужаса ночи, — называется, „дневной стрелы не убоимся и язвы, стерегущей во мраке“.

— Нину все это интересует потому, — вместо подруги ответила Катя, — что в поселке нашем, по версии милиции, произошло сегодня ни много ни мало как ритуальное убийство с сатанинским душком. Об этом вся Май-Гора судачит — сходите вечером к магазину, еще и не то услышите, И хочу вам, Костя, если вы, конечно, мне позволите, дать еще один, чисто дружеский совет. К раздумьям о гибели вашей сестры прибавьте также еще и пару-тройку мыслей по истории становления Александрийской церкви и вековой борьбы ее с тем, кого вы так причудливо именуете Чужим. А также о теологически разносторонних увлечениях некой особы, живущей с нами по соседству, которая явно воображает себя Андоррской Волшебницей. Что вы на меня так странно смотрите?

Сорокин потянулся и налил вина в ее бокал до краев, расплескав на пол.

— Пью за ваше драгоценное здоровье, Катя, — сказал он. — Твое, Ниночка, тоже. А что до совета… А что тут думать-то? И так все ясно.

— Что тебе ясно? — Нина тревожно смотрела на изменившееся, побледневшее — то ли от водки, то ли от волнения — лицо Сорокина.

— Ну что тебе ясно-то?

— Человек человеку-демон. Юлия наша не устает это повторять. И поверьте, эта мысль ее совершенно не радует.

Он выпил водку залпом и сразу же налил себе еще.

Катя следила за ним; от его прихода, от этого его неожиданного приглашения она ожидала большего. Это был словно некий шанс — ему и Нине — вернуть былую искренность их отношений, былое доверие. И Сорокин сам к этому стремился, иначе зачем он пришел к Нине в день похорон своей сестры, единственного близкого человека? Но шанс был упущен. И кто из них был виноват в этом? Быть может, даже не он, а эта тема, которой они так неожиданно коснулись!

Катя внезапно поняла: Сорокин никогда больше не сделает им шаг навстречу. Даже если бы сам очень захотел, не сможет, потому что… И эта неожиданная перемена в его намерениях и настроении произошла только что, у них на глазах. Во взгляде его теперь были не печаль и горечь, а отчуждение и неприязнь. Он явно уже тяготился тем, что пригласил их к себе.

— У меня такое ощущение, что Костька попал словно в какую-то сеть и не может выпутаться.

— Он уже не хочет даже пытаться это сделать, Нина.

Они вернулись «из гостей» в совершенно разном настроении: Нина в подавленном, а Катя… Она никак не могла успокоиться. Дом, сад, Май-гора, эта речка там, за рощей, ласточки в вечернем небе, свистки электричек на станции за лесом, глухие заборы, заросшие лопухами и шиповником, — вообще вся эта сонная дачная атмосфера раздражала, ее до крайности. А бездействие и неизвестность уже даже не угнетали, а форменно сводили с ума. Катя просто не находила себе места. Ей все казалось, надо что-то предпринимать, что-то делать! От ее утреннего выжидательного настроения к вечеру и следа не осталось. Наверное, в этом было виновато коварное испанское вино, которое Сорокин все подливал и подливал ей в бокал.

Но что бы там ни было, в тот роковой вечер Катя ощущала небывалый прилив сил. Ей-богу, ей море было по колено! И любая, самая сумасшедшая и нелепая авантюра казалась лучшей, нежели тоскливое ожидание новостей на скамейке под липами, уплывающими вместе с садом в глубину ночи.

— Я просто не могу представить его в роли убийцы, — упрямо заявила Нина. — Что бы мы там сегодня ни говорили — не могу.

—Отравить человека, Ниночка, вполне по силам и мужчине, и женщине. Но справиться с Колобродом мог только мужчина.

— А если этот алкаш был пьян до бесчувствия и не мог сопротивляться?

— Подсознательно тебе хочется подозревать в роли убийцы именно женщину, согласись. Потому что все мужчины из них тебе симпатичны, — безапелляционно сказала Катя.

— Да, все, кроме твоего Ящера разлюбезного. Но на самом деле мне вообще никого из них не хочется видеть в этой роли, это же все-таки наши соседи. Никого, кроме…

— Кроме? — переспросила Катя. — Кого же?

— Кроме того, кого тут же таинственно именуют Чужим.

— А тут нет чужих, Нина. Как видишь, в Май-Горе все свои в доску люди. — Катя смотрела в окно: в доме Сорокиных на первом этаже горел свет. Значит, Константин пока еще там, подумала Катя, корпит над своим Евсевием Иеронимом.