Мишель Лебрюн - Смерть молчит [Смерть молчит. Другая жена. Коммерческий рейс в Каракас]

— По каким причинам вы решили его уволить?

— Пьет, забросил работу, не пользуется авторитетом у сотрудников.

— Понимаю. Только вряд ли это мотив, чтоб склонить его к доносу на вас.

Шазель отмахнулся.

— Никого другого, не подозреваю.

— Хорошо. Я был у Малле вчера вечером, но его не застал.

Инспектор склонился над своим блокнотом в переплете из черной кожи. Чуть помедлив, спокойным тоном заметил:

— Сегодня утром ситуация изменилась, месье Шазель. Вы знаете, что мы нашли того человека, Генриха Сентена, с пробитой головой на лестнице, ведущей с улицы Коленкур в аллею Рашель. При нем не было никаких документов. В карманах обнаружили только билет метро, на котором был записан номер телефона вашего агентства. До этого я утаил от вас один факт, а почему, я поясню вам позднее. Так вот, когда мы нашли Сентена, он еще был жив.

Сердце Франсуа Малле забилось быстро и неровно, словно пытаясь вырваться из груди. Он не убил! Он не убийца!

— Сентену в госпитале оказали первую помощь и поместили в реанимацию. Определили перелом основания черепа, если не ошибаюсь.

Инспектор полистал блокнот в поисках нужных записей.

— Перелом основания черепа и кровоизлияние в мозг. Понадобилась трепанация. И как мне сообщили, после трепанации необходимо выждать не менее восьми дней, чтобы быть уверенным, удалась ли операция. В том случае, который нас интересует, операция прошла успешно и сегодня утром мы уже смогли произвести предварительный допрос.

Франсуа, дрожа всем телом, с трудом сдержал глубокий вздох облегчения. Инспектор спросил разрешения закурить, Шазель дрожащими руками последовал его примеру. Затылок его налился кирпично-красным цветом. Инспектор, выпустив клуб дыма от своих «Галуа», заметил:

— Если мы утаили от журналистов этот случай и никого не информировали, что Сентен может выжить, то потому, что не видели в этом особого интереса. Не имея документов, идентифицировали его по отпечаткам пальцев. Это рецидивист, уже судившийся за шантаж, и несколько месяцев он в розыске, поскольку нарушил запрет на выезд. Сентен работал с сообщником, неким фотографом по фамилии Мартин. Эти имена ничего вам не говорят, месье Шазель?

— Первый раз слышу.

— Мы не хотели разглашать эти сведения, чтобы не вспугнуть сообщника Сентена, и если удастся, задержать его.

Туссен поискал взглядом пепельницу. Видя, что хозяин не склонен ее дать, стряхнул пепел на пол.

— Быть может, — продолжал он, — вы знаете правила, касающиеся запретов на выезд? Нет? Селиться в больших городах таким людям запрещено. Все осужденные условно должны оставаться в определенном округе, где на них ведутся регистрационные карты и с регулярными интервалами должно отмечаться их присутствие. Таким образом они постоянно под надзором. Когда Сентен перестал являться на регистрацию, мы узнали, что он добыл новое удостоверение личности и вернулся к своим занятиям. Вы, вероятно, знаете, как трудно определить местопребывание такого преступника, учитывая нежелание жертв шантажа подавать жалобы. А возвращаясь к интересующему нас делу, мы нашли его изувеченного и ограбленного. Его пытались убить. И этот человек, месье Шазель, за несколько минут до нападения на него вышел от вас.

Шазель возразил возбужденным, дрожащим голосом:

— Это бессовестная ложь! Вы подвергаете сомнению мои слова, но я не обязан этого слушать!

— Прошу меня все же выслушать. Мы разговаривали с консьержкой в вашем доме, которая, к счастью, еще не спала, когда Сентен входил к вам. Вначале не вспомнила, но потом, как часто случается, память к ней вернулась. Сентен был в шляпе и плаще, весьма похожих на ваши. Видя его со спины, консьержка была убеждена, что это вы, и даже сказала: «Добрый вечер!» Тут человек обернулся, и она обнаружила свою ошибку.

Шазель решил отрицать все до конца.

— Это может свидетельствовать только об одном: человек пришел к кому-то, живущему в нашем доме, но почему обязательно ко мне?

— А билет метро в его кармане с номером телефона вашего агентства? Сегодня днем я провел небольшое расследование. Накануне этого… покушения вы сняли в банке крупную сумму денег. Ровно миллион.

— Это ничего не доказывает! — возмущенно воскликнул Шазель.

— Конечно, — подтвердил инспектор, — если бы это что-то доказывало, я приехал бы к вам на шесть часов раньше с ордером на арест. Но мы провели обстоятельные расчеты, принимая во внимание все ваши расходы. И убедились, что этот миллион был снят с вашего дополнительного счета. В предыдущем месяце вы сняли восемьсот тысяч франков. Еще месяцем раньше — пятьсот тысяч, а до этого — двести тысяч. Двести, пятьсот, восемьсот, миллион — как росли аппетиты шантажистов!