Жаклин Уинспир - Незавершенная месть. Среди безумия

Вебб отошел, установил полено на пень, размахнулся топором и с силой опустил его, одним ударом расколов полено в щепки. По лесу разнеслось гулкое эхо.

Бьюла тем временем попивала чай, упершись локтями в широко раздвинутые колени, и молча наблюдала за сыном. Наконец она обратилась к Мейси:

– Ты оттуда? – Она вновь движением подбородка указала в сторону Лондона.

– Да. Там я родилась и воспитывалась.

Старая цыганка скроила усмешку.

– Родилась – да. Но воспитывалась ты по-другому, девонька.

Мейси ничего не ответила. Она смотрела на огонь. Днем здесь была лишь горстка золы и несколько головешек; теперь пламя гудело, жадно пожирая поленья и хворост.

– Со стороны матери, да? – уточнила Бьюла.

Мейси кивнула.

– Но мать твоя сама не нашего племени.

– Моя бабушка – цыганка. Из речного народа. У ее родителей была лодка, и однажды они приплыли в Лондон. Дедушка служил матросом на лихтере. Он тогда был совсем зеленый паренек. И бабушка только-только простилась с детством. Он посватался к ней. Прадед долго не давал согласия, но в конце концов сдался. Речной народ говорил, брак долго не продержится – уж очень бабушка была своенравная. Но с дедом они ладно жили и умерли почти одновременно. Мне было всего восемь лет.

– А когда умерла их дочь?

– Мама умерла, когда мне было двенадцать, почти тринадцать.

Бьюла глотнула чаю, наклонилась потрепать собаку по холке.

– Приходи завтра, на закате. Будем чай пить.

По дороге к дому отца Мейси размышляла о том, как легко открылась перед цыганкой. Ей задавали прямые вопросы, без подвохов – так же она и отвечала. Приглашение на чай было на самом деле приказом. Завтра Мейси сможет задать больше вопросов, проникнуть глубже в суть вещей.

На въезде в Челстоун Мейси сбавила скорость и свернула влево, к особняку Комптонов. Еще один левый поворот на гравийную дорогу – и перед Мейси вырос отцовский домик. План действий на завтра был готов: утром она поедет в Мейдстоун, побеседует с адвокатом. Заодно заскочит в редакцию местной газеты, почитает в старых номерах все, что связано с Геронсдином. Потом наведается в Геронсдин, просто чтобы прогуляться по главной улице и уловить общий настрой селян, возможно, ей светят один-два намека на происхождение этого настроя. Придется ножками топать; в Лондоне это делал бы Билли. Не беда, даже интересно (и полезно) будет вновь ощутить себя стажеркой, только постигающей азы следовательской работы – как в добрые старые времена, с Морисом Бланшем.

Мейси черкнула пару строк в блокноте и лишь потом выбралась из «Эм-Джи». В данный момент ее больше всего занимало, почему Вебб так напряженно следил за усадьбой Сандермира, что для него значат дом и хозяин, что лежит в основе любопытства (если, конечно, «любопытство» – подходящее слово). Мейси отложила карандаш и блокнот, взяла рюкзак. Навстречу уже спешил отец, заранее раскинувший руки, чтобы обнять свою обожаемую девочку.

Позднее, после ужина из отварной солонины с морковью и картошкой, когда и посуда, и сковородка были вымыты, отец с дочерью устроились в маленькой гостиной с массивными потолочными балками.

– Скоро уже вечерок без огня не скоротаешь, да, дочка?

– Ой, пап, не прощайся с летом раньше времени. Зима и так всегда неожиданно приходит.

Фрэнки откинулся в кресле, закрыл глаза.

– Ты устал, да, папа?

– Нет, милая. Просто маму твою вспомнил. Это сколько будет в апреле, как она умерла, – двадцать один год, верно? А мне порой кажется, еще вчера она была с нами.

Мейси заерзала на стуле. Если задача Времени – утишать тоску по тем, кто покинул этот мир, – значит, Время безбожно халтурит. В отцовских глазах Мейси до сих пор ясно читает боль утраты. А прочтя, сама вспоминает Саймона, даром что обещала себе задвигать подальше все мысли о нем вплоть до воскресенья, на которое намечен визит в ричмондский военный госпиталь. Короткая отлучка из Кента в разгар расследования заодно позволит Мейси проанализировать материалы по делу, которое она мысленно называла «Комптоновским» – и которое успело выйти далеко за границы, Джеймсом Комптоном обозначенные. Кроме того, Мейси сможет присовокупить к делу обстоятельства кражи в доме Сандермира.

– Много работы, детка? А будет еще больше?

Фрэнки порой терялся в разговоре с дочерью, боялся проявить чрезмерное любопытство, задать вопрос, отвечать на который Мейси будет не вправе. Часто ему хотелось, чтобы Мейси вышла замуж, устроила свою жизнь по-человечески или нашла обычную, доступную его, Фрэнки, пониманию работу. С другой стороны, он любил в Мейси именно независимость и ужасно гордился успехами своей девочки.