Агата Кристи - Место назначения неизвестно

— Прошу вас, миссис Беттертон, только не волнуйтесь!

— И Том не был коммунистом! Я все время вам это повторяю, а вы мне не верите!

— Нет, верю, но мы должны все досконально выяснить. Теперь перейдем к его второму контакту из-за границы. Доктор Марк Лукас. Вы встречались с ним в Лондоне, в Дорсете.

— Да, мы ездили в театр, а после ужинали в Дорсете. Внезапно подошел этот человек, Льюк или Лукас, и поздоровался с Томом. Марк был химиком-исследователем и последний раз видел Тома еще в Штатах. Марк — эмигрант из Германии, принявший американское гражданство. Но вы, конечно же…

— Но я, конечно же, знаю все это? Да, знаю, миссис Беттертон. Ваш муж удивился, увидев его?

— Очень удивился.

— Был ли рад?

— Да… думаю, что да.

— Но вы не уверены?

— Ну… этот человек не очень интересовал Тома, по крайней мере муж так сказал мне потом! Вот и все.

— Это была случайная встреча? Они не договаривались, чтобы встретиться еще раз?

— Случайная и неожиданная! Больше я ничего не знаю.

— Третьим контактером из-за границы была женщина, миссис Кэрол Спидер, также из Штатов. Как прошла эта встреча?

— Мне кажется, она выполняла какую-то работу по линии ООН. Кэрол была знакома с Томом по Америке и позвонила ему уже из Лондона, чтобы сообщить, что она здесь, и спросить, не приедем ли мы как-нибудь пообедать вместе.

— И вы поехали?

— Нет.

— Вы — нет, а ваш муж поехал!

— Что?! — Она в недоумении уставилась на него.

— Он не сказал вам об этом?

— Нет.

Оливия Беттертон выглядела озадаченной и смущенной. Джессопу стало ее жалко, но он не позволил развиться этому чувству и впервые за все время подумал, что, возможно, что-то нащупал.

— Я не могу представить, — нерешительно сказала она. — Мне кажется очень странным, что он ничего не сказал мне об этом.

— Они обедали вместе в Дорсете, где жила миссис Спидер, в среду, 12 августа.

— 12 августа?

— Да.

— Он действительно тогда ездил в Лондон… Но ничего не сказал… — Она замолчала и затем резко спросила: — Какая она?

Ответ последовал быстро и ободряюще:

— Вовсе не очаровательная, миссис Беттертон. Служащая тридцати с лишним лет, даже не привлекательная. Нет ни малейших оснований подозревать ее в интимной связи с вашим мужем. Как раз поэтому и странно, что он не сказал вам ничего об их встрече.

— Да, да!

— Теперь подумайте как следует, миссис Беттертон. Вы не заметили никаких изменений в поведении вашего мужа, скажем, в середине августа? Приблизительно за неделю до конференции.

— Нет… И нечего было замечать.

Джессоп глубоко вздохнул.

На столе тихо зажужжал телефон. Он поднял трубку:

— Да?

Голос на другом конце провода произнес:

— Здесь человек, который хочет поговорить с кем-нибудь, кто занимается делом Беттертона, сэр.

— Как его имя?

На другом конце провода раздался осторожный кашель.

— Не совсем уверен, как оно произносится, мистер Джессоп. Может быть, я лучше скажу его по буквам?

— Хорошо. Говорите.

Он быстро записал в блокнот буквы, которые называли ему по телефону.

— Поляк? — спросил он, закончив.

— Он не сказал, сэр. По-английски говорит свободно, но с легким акцентом.

— Попросите его подождать.

— Слушаюсь, сэр.

Джессоп положил трубку. Затем посмотрел через стол на Оливию Беттертон. Она сидела совершенно тихо, с обезоруживающим, безмятежным спокойствием. Он вырвал из своего блокнота листок с именем, которое только что записал, и подтолкнул ей через стол.

— Знаете кого-нибудь с такой фамилией?

Она взглянула на листок, и ее глаза расширились. На какое-то мгновение он решил, что она напугана.

— Да, — ответила она. — Да, знаю. Он писал мне.

— Когда?

— Вчера. Он двоюродный брат первой жены Тома. И только что приехал в Англию. Он очень заинтересован исчезновением Тома. В своем письме спрашивал, не известно ли мне что-нибудь новое, и… и выражал искреннее сочувствие.

— До письма вы о нем что-либо слышали?

Она покачала головой.

— Ваш муж когда-нибудь говорил о нем?

— Нет.

— То есть в действительности он может и не быть двоюродным братом первой жены вашего мужа?

— Ну… Думаю, такое невозможно. Я никогда не задумывалась над этим. — Она выглядела встревоженной. — Но первая жена Тома была иностранкой. Она была дочерью профессора Маннгейма. Из письма видно, что этот человек, похоже, знает все о ней и Томе. Письмо было очень правильное, официальное и, знаете, какое-то иностранное. И тем не менее казалось искренним. Хотя какой смысл писать, если не быть искренним?