Дэн Симмонс - Пятое сердце

Пот со лба заливал Джеймсу глаза. Он вытер правый и снова поймал сцепившиеся фигуры в прицел. Шкив замедлился, и они крутились, молотя, пиная и кусая друг друга. Затем колесо вновь покатило свободно, унося их к далекому бетонному островку на озере Мичиган.

Джеймс увидел белизну, заполнившую окуляр, решил, что это – почти наверняка – рубашка Лукана Адлера, и, задержав дыхание, нажал спусковой крючок. Он забыл упереть приклад в плечо, так что его отбросило отдачей, и писатель со всей силы приземлился на зад.

Они проехали уже сто тридцать футов из двухсот сорока, когда Холмс наконец ухватил велосипедный руль и подтянулся на один уровень с Луканом. Теперь они били друг друга локтями, кулаками, лбами и коленями. Лукан бешено скалился.

Он сумел поправить механизм ножа, и лезвие вновь торчало из его правого кулака. Как и Холмс, Лукан держался за руль левой рукой, но крепче, к тому же в этой позиции Холмс не мог защитить свой левый бок.

– Умри и будь проклят! – заорал Лукан, занося нож для удара, который поразит Холмса в сердце.

Холмс что-то проговорил, то ли «да простит меня Бог», то ли «да простит тебя Бог», Лукан не разобрал; но в любом случае слова не остановили бы удара.

Внезапно между ними просвистела пуля. Она задела правое плечо Лукана и чиркнула по тыльной стороне правой ладони Холмса.

Рука у Лукана дрогнула. Вместо того чтобы войти в сердце, бритвенно острое лезвие рассекло мясо и скользнуло по ребру.

Холмс вытащил из правого кармана брюк велосипедистский револьвер-соковыжималку, приставил его к мускулистому животу Лукана – высоко, у самой диафрагмы, – крепко сжал рукоять, вдавливая дурацкий предохранитель, и сделал два выстрела подряд.

Драммонд и два его агента бежали к Джеймсу, двое других склонились над бесчувственной Ирэн Адлер. Джеймс слышал два пистолетных хлопка, но был уверен, что это двойное эхо его винтовочного выстрела.

Драммонд помог ему встать в то самое мгновение, когда Лукан на высоте семидесяти футов разжал руку и полетел вниз. Шкив с висящим на нем Холмсом, набирая скорость, мчался к далекому бетонному островку.

Лукан падал красиво, раскинув руки крестом и запрокинув голову, словно глядит на небо. Джеймс был уверен, что он упадет в воду, но в последний миг затылок Лукана ударился о бетонный волнолом со звуком, который был слышен даже на Смотровой площадке.

И тут Холмс тоже разжал руки – или они разжались сами. Высота была еще футов сорок, но упал он в воду, перед самым бетонным островком, на котором стоял сигнальный огонь. Джеймс, Драммонд и два агента перегнулись через перила, ожидая, когда Холмс выплывет. Драммонд смотрел в бинокль, затем протянул его Джеймсу.

Холмс еще не выплыл. Еще не выплыл. Он еще должен был выплыть.

И тут они его увидели. Холмс ухватился за планширь моторного катера, оставленного Луканом возле островка, из последних сил подтянулся и рухнул внутрь. Теперь он лежал на спине и не шевелился.

Драммонд забрал свой бинокль и посмотрел вниз:

– Кажется, дышит. А вот и лодки.

Из-за броненосца «Мичиган» с ревом вылетели восемь катеров – три принадлежали чикагской полиции, пять – Колумбовой гвардии. Все они остановились рядом с лодкой, в которой истекал кровью Холмс. Человек с докторским саквояжем перелез к нему.

И тут Джеймсу пришлось сесть. Прямо на бетон. Сесть и раздышаться.

Драммонд опустился на корточки рядом с ним и левой рукой поднял маузер, правой похлопывая Джеймса по спине.

Джеймс оттолкнул винтовку. Он знал, что никогда больше не прикоснется к оружию. И вновь ему вспомнились братья Уилки и Боб, которые ушли на войну с такими же смертоносными орудиями, пережили раны, боль и близость смерти, а потом вновь взяли в руки винтовки. Он подумал о кузене Гасе, таком прекрасном в рисовальной студии; Гасе, чье белое веснушчатое тело гниет в виргинской земле. Снайпер-южанин, убивший Гаса, опытной рукой сделал то, что минуты назад пытался сделать Джеймс. Он затряс головой.

Радость решительной схватки , которая на окраине Чикаго вскружила ему голову, словно чересчур крепкий американский виски, полностью улетучилась. Не стоит быть вымышленным персонажем – да и реальным тоже, осознал он в эту минуту, – если роль требует от тебя убивать. Это неправильно. Это дикость. Это не Генри Джеймс. И это противоречит всем его литературным принципам.

– Тело Лукана Адлера еще не всплыло, – заметил агент, который по-прежнему стоял у перил.