Дэн Симмонс - Пятое сердце

Клеменс рассмеялся:

– Завтра я поеду в Нью-Йорк и, возможно, задержусь в Элмайре. Едва ли у меня будут силы посмотреть на большой парад кораблей в Нью-Йоркской гавани, но я готов отдать два пальца, чтобы не пропустить это зрелище. Нет, сэр, если Бог-Писатель… жалкий поденщик, нимало не сомневаюсь!.. хочет прикончить Сэма Клеменса, ему придется убить меня за сценой, как Шекспир убил Фальстафа.

«Мне тоже надо бежать, – подумал Джеймс. – Вернуть свободу воли. Вернуть себя».

– Что вы делаете завтра? – спросил Клеменс.

– Холмс сказал, что хочет взять меня на пароходную экскурсию к Белому городу.

– Что ж, любуйтесь тем, чего я никогда не увижу.

– Я загляну завтра после экскурсии, узнаю, не надо ли вам чего, – сказал Джеймс.

– Скажите коридорному – тому щуплому, с заячьей губой, – пусть скажет врачу, что мне нужен еще кувшин лауданума. И соломинка.

Джеймс кивнул.

– Что до вашего обещания навестить меня завтра, то не трудитесь, – сказал Сэм Клеменс. – Так или иначе, к вечеру четверга меня в этой истории уже не останется.

Пятница, 14 апреля, 10:06

Хотя утро пятницы, серое и промозглое, обещало дождь, Холмс для поездки на Выставку нанял открытое ландо. Джеймс прихватил зонт. Холмс намотал на шею красный шарф, который надевал всякий раз, как температура опускалась ниже семидесяти градусов по Фаренгейту. Кучер был одет как на зимовку.

Холмс, такой разговорчивый на вчерашней экскурсии, сегодня молчал. На вопрос Джеймса, ездил ли он прежде этой дорогой на Выставку, сыщик ответил, что в пятницу они ехали здесь с мэром Чикаго.

– И как вам мэр Харрисон? – спросил Джеймс.

– Говорливый, – ответил Холмс. Несколько минут тишину нарушал лишь стук подков и скрип встречных экипажей, затем сыщик добавил: – Но странно обаятельный. Почти наверняка вор, но избиратели его любят.

– Какова цель нашей сегодняшней поездки? – спросил Джеймс.

– Надо определить, откуда собирается стрелять Лукан Адлер, – почти шепотом ответил Холмс.

– Я ничего не знаю про мыслительные процессы убийц, – прошипел Джеймс.

– Ничего страшного, – обычным голосом произнес Холмс, – но я подумал, что вам интересно будет осмотреть Выставку до того, как вы завтра уедете из Чикаго.

– Мы завтра уезжаем из Чикаго?

– Вы уезжаете, – сказал Холмс и забросил алый шарф за плечо.

Поездка на южный край города казалась нескончаемой, хотя и заняла меньше получаса.

– Этой улицей поедет на Выставку президент Кливленд? – прошептал Джеймс.

Холмс кивнул.

Джеймс глянул на дома, крыши, проулки:

– Я бы подумал, что убийца спрячется именно здесь.

– Чикагская полиция выставит по маршруту более тысячи человек, чтобы никто не прорвался к экипажу, – вполголоса ответил Холмс. – Еще сотни полицейских будут следовать за кортежем, поскольку, по прогнозу мэра Харрисона, к процессии присоединятся по меньшей мере двести тысяч горожан. – Сыщик наклонился к самому уху Джеймса. – Однако это не имеет значения. Лукан Адлер не станет прорываться к президенту с револьвером. Он будет стрелять из винтовки. Вероятно, с очень большого расстояния.

Мысль эта ужаснула Джеймса.

– Обоих президентов, убитых в этом столетии, застрелили из револьвера с близкого расстояния, – прошептал он.

Холмс кивнул:

– Лукан Адлер будет стрелять из винтовки. И мы можем не беспокоиться о маршруте кортежа и здесь, и на территории Выставки.

– Почему? – спросил Джеймс. – Почему, ради всего святого?

– Лукану Адлеру плевать на идеалы анархистов, – сказал Холмс. – Он работает на них, потому что они хорошо платят. Он живет, чтобы убивать, предпочтительно издали. За последние два года он застрелил одиннадцать иностранных руководителей высшего звена.

– Не может такого быть! – воскликнул Джеймс.

Холмс вытащил из кармана твидового пиджака листок с фамилиями и названиями стран.

– Господи! – выдохнул Джеймс.

– Они с Себастьяном Мораном едва не убили ее величество королеву Елизавету в восемьдесят восьмом, – сказал Холмс. – А Лукан был тогда еще мальчишкой. Теперь он больше не работает с Мораном. Все убийства в списке совершены им единолично.

Джеймс надолго утратил дар речи.

Они подъехали к самым северным воротам на западной стороне Выставки. Двое колумбийских гвардейцев в ярких мундирах голубого сукна проверили их пропуска, два других гвардейца распахнули ворота.