Александр Трапезников - Мышеловка

— Хорошо, что ты успел вовремя, — заметил я. — Не хотелось бы подставлять ей свое горло…

Девушка-Ночь открыла дверь, и все мы гуськом вошли за ней в дом. Она пошла к той комнате, где находился кабинет Мендлева, но он уже сам возник в коридоре, заслышав наши шаги. Мы замерли перед его прищуренным взглядом, а Девушка-Ночь проскользнула в комнату. Доктор опустил плечи, тяжело вздохнул. Весь его вид говорил о каком-то отчаянии.

— Я знал, что все произойдет именно так, — произнес он, снимая очки и протирая стекла платком. — Все кончится… рано или поздно… Ну что же, прошу в кабинет.

Он посторонился, пропуская нас в комнату, где уже сидела Девушка-Ночь, бессмысленно уставившись в одну точку. Она странно изменилась, за какие-то несколько минут превратившись из воздушного, сотканного из лунного света существа в обычную женщину, красивую, но совершенно земную, похожую на увядший цветок. Я тронул ее за плечо. Мне хотелось, чтобы она взглянула на меня.

— Идем… — равнодушно откликнулась Девушка-Ночь, даже не подняв голову.

— Не прикасайтесь к ней! — гневно закричал доктор. А потом тихо добавил: — Извините, мне просто больно, когда это кто-то делает. Садитесь…

Никто из нас не принял его приглашения, а сам доктор заходил по комнате из угла в угол, бросая на Девушку-Ночь косые взгляды. Та продолжала сидеть неподвижно, вяло, будто из нее выпустили весь воздух.

— Это моя жена, — произнес наконец доктор Мендлев. — У нее ишемия мозга. Впрочем, к чему вам знать эти подробности?

— Почему вы держите ее здесь, а не отправите в клинику? — спросил я.

— Потому что все равно ее болезнь неизлечима, — горько отозвался он. — А там ей будет гораздо хуже. И кроме того… я продолжаю ее любить… хотя вам это, наверное, неинтересно. Вы видите ее? Разве она не прекрасна? Но она может повторять лишь одно слово, а большего от нее никому не добиться. Никогда. В ее голове произошли необратимые процессы. А ведь прежде она была талантливой художницей… Правда, сейчас ее рисунки стали еще гениальнее… Вы их видели.

— Та серия портретов в комнате?

— Да. Она рисует по памяти. С кем встретилась…

— Но почему вы ее держите взаперти?

— А вам не ясно? Вы же сами стали ее любовником… Но, несмотря на все замки, она умудряется иногда ускользать… Иногда ее просто разрывает бурный огонь желаний, и она становится очень опасной. Кроме того, ей и самой присуща гипнотическая сила. Единственный человек, кто может с ней справиться в эти часы, — это я. Остальные подвергаются опасности… умереть.

— Но если дело обстоит так, то почему же она не убила меня еще тогда, возле Волшебного камня? — спросил я, вспомнив, как хвастался перед доктором Мендлевым своей встречей с Девушкой-Ночь.

— Вам просто повезло. Очевидно, она приберегла это для следующего раза. Любовь и смерть — неразлучны…

— И когда вы изолировали ее, то пустили в поселке слух, что она сбежала?

— Естественно. Мне не оставалось ничего другого.

Доктор тяжело опустился в кресло. Я взглянул на Григория и учителя. Они слушали нас затаив дыхание.

— Доктор, почему некоторые портреты помечены крестами?

— Это те, кого уже нет в живых, — негромко отозвался он.

— Вы помогали убивать ее любовников, — догадался я.

— Да… — почти прошептал Мендлев. — Вы правы. Я не мог жить, зная, что существует человек, ласкавший ее, которому она принесла свою любовь, хоть на несколько мгновений… Это выше моих сил…

— Значит, это вы, а не Дрынов подложили электрические провода на мое кресло?

— Конечно, я. Вы стали мне ненавистны, после того… как провели с ней ночь на Волшебном камне. Но теперь… все кончено. Поздно. Жизнь ушла, а я все пытался и пытался ее продлить…

Он взглянул на часы.

— Время принять лекарство.

Мендлев подошел к шкафчику, достал какой-то пузырек и накапал в стоявший на столике стакан. Затем подошел к своей жене и поднес к ее губам жидкость. Она вскинула голову.

— Идем? — спросила Девушка-Ночь. И медленно выпила. Глаза ее закрылись, и она улыбнулась так счастливо, что у меня сжалось сердце.

— Теперь она уснет, — произнес доктор Мендлев.

Он легко поднял ее на руки, словно она была пушинкой, и перенес на диван. Укрыл пледом. Оглянувшись на нас, он произнес:

— Не уходите. Осталось последнее. Я не могу умереть так же легко, как она. Я заслужил худшей смерти. Но знайте, что, несмотря на все беды, которые она мне принесла, я никогда не был счастлив ни с кем другим. Вам этого не понять…