Энтони Беркли - Тайна семьи Вейн. Второй выстрел

За ужином Шерингэм проявил невероятную словоохотливость. Никто другой и слова вставить не мог. Я сам несколько раз выразительно откашливался, намекая, что хочу что-то сказать – как правило, после этого возникает некоторая предупредительная пауза, но Шерингэм всякий раз успевал встрять прежде, чем я раскрывал рот. Подчас это даже слегка утомляло.

Как выразительно я ни хмурился, он упорно продолжал во всеуслышание называть меня все тем же гадким прозвищем. А потом Арморель (на которую, с прискорбием вынужден заметить, Шерингэм произвел самое неблаготворное влияние, вернув к жизни былую ее резкость манер и невоспитанность) визгливо осведомилась через весь стол, что это прозвище означает, а Шерингэм взял и рассказал все без утайки, да еще в самых неподобающих для застольных бесед выражениях. Я, разумеется, присоединился к общему смеху, но про себя начал сомневаться, так уж ли мудро поступил, пригласив сюда былого приятеля. Навряд ли человек, столь бесчувственный к моим переживаниям, блеснет проницательностью в каком-либо ином отношении.

Зато после ужина, когда, проведя несколько минут за портвейном, мы вместе с Джоном отправились в кабинет, чтобы избавиться от де Равеля, Шерингэм внезапно сделался совершенно другим человеком.

– Что ж, – деловито произнес он, едва мы уселись, – не будем терять времени. Я понимаю, старине Кильке давно не терпится излить душу, но большая ошибка – делать это в неподходящий момент. Теперь же приступим. Для начала мне нужны факты. Нет-нет, Килька, не в твоем изложении. Ты можешь совершенно непроизвольно исказить всю картину. Если Хиллъярд не против, я бы послушал его версию. Сперва внешние факты, которым имеются независимые доказательства, а уже потом внутренние, не подкрепленные никакими свидетельствами. И в последнюю очередь – что вы оба думаете обо всем этом: то есть то, что не требует ни доказательств, ни, вполне вероятно, оснований, а потому интереснее всего прочего. В общем, сперва факты. Я, разумеется, уже знаю большую часть, но прошу тебя, рассказывай так, словно я решительно ничего не знаю.

Он говорил с уверенностью человека, отлично знакомого с принятой в таких случаях процедурой. Моя вера в него, почти начисто испарившаяся под влиянием глупых обеденных разглагольствований, начала помаленьку возвращаться.

Джон изложил события очень хорошо, ничего не преувеличивая, но и не преуменьшая. Предварив рассказ вступлением, что намерен ознакомить Шерингэма ровно с теми фактами, что известны и суперинтенданту, а точнее, с тем, что известно суперинтенданту, насколько то известно ему, Джону, он избежал необходимости рассказывать подлинную историю, стоящую за официальной версией произошедшего. Иными словами, поведал лишь половину того, что мог бы сказать. Не упомянул даже об отношениях Эрика и миссис де Равель.

Однако это все никак меня не устраивало. Я ведь потому и пригласил Шерингэма, что ему, в отличие от моего поверенного, можно было рассказать все без утайки.

Когда Джон закончил, я поднял руку, пока Шерингэм не начал засыпать нас вопросами.

– Шерингэм, прежде чем мы продолжим, позволь кое-что сказать. У меня еще не было случая прояснить, почему я послал телеграмму тебе, а не своему поверенному, как настаивал Хиллъярд. Причина же такова: я хочу доказать свою невиновность, но не ценой официального признания вины кого-либо еще.

Вид у Шерингэма стал ошарашенный.

– Повтори-ка еще раз, а? Что-то не понимаю.

– Я стремлюсь доказать свою невиновность, – терпеливо повторил я. – Строго говоря, сейчас это для меня важнее всего. Однако только и исключительно это. Я вовсе не желаю снабжать полицию доказательствами вины кого-либо еще. Боюсь, мой поверенный в излишнем рвении сочтет своим долгом предоставить полиции любое найденное им доказательство. Я же хочу, чтобы ты торжественно пообещал мне этого не делать.

– То есть ты не хочешь, чтобы стало известно, кто застрелил этого типа? – с нескрываемым изумлением переспросил Шерингэм.

– Нет-нет! Ничего подобного. Можешь это выяснить – выясняй. Просто не говори полиции. Вообще не делись с полицией ничем, кроме доказательств, которые оправдают меня, но не повредят никому другому.

– Почему?

– Потому что, – покосившись на Джона, объяснил я, – и Хиллъярд, и я сам втайне согласны, что убийство Скотта-Дэвиса само по себе было поступком весьма похвальным, и кто бы его ни совершил, он не должен нести наказания.

Шерингэм перевел взгляд с меня на Джона и тихонько присвистнул.