Энтони Беркли - Тайна семьи Вейн. Второй выстрел

– Сирил, он и вправду умеет быть обаятельным! – пылко заявила она. – У невинной девушки ни малейшего шанса нет, если Эрик возьмется за нее всерьез!

– Ты хочешь сказать, что он и в самом деле… гм… физически привлекателен для вашего пола? – осведомился я деликатно, поскольку крайне не люблю в присутствии представительниц слабого пола затрагивать темы сексуальных отношений между мужчиной и женщиной. Рад заметить, что современная мода обсуждать в смешанном обществе вопросы, более уместные на помойке, нежели в гостиной, совершенно меня не коснулась.

– Пожалуй, да, – ответила Этель. – Не польщу своему полу этим признанием, но мужчина такого типа, у которого поверхностный налет, прикрывающий внутреннего дикаря, гораздо тоньше обычного, взывает к самым первобытным женским инстинктам – а у нас, дорогой Сирил, их куда больше, чем способен хотя бы представить мужчина такого типа, как ты.

– Понятно. – Мне сделалось не по себе.

– В том-то и беда. Мы теряем головы от мужчин вроде Эрика, а не от более цивилизованных вроде тебя. Например, от тебя, Сирил, ни одна женщина головы не потеряет, хоть тысячу лет старайся.

– Смею надеяться, я бы и минуты пытаться не стал, – отозвался я не без чопорности. Если у дражайшей Этель и есть недостатки (а будучи женщиной, она едва ли может их не иметь), то это склонность порой проявлять излишнюю откровенность.

– Видишь ли, – тем временем продолжала она, – Эрик воздействует на те инстинкты Эльзы, о существовании которых злополучное дитя даже не подозревает, – и пришла бы в ужас, узнай, что они у нее есть. И тем не менее они, эти инстинкты, исправно отзываются на его манеру обращения. Ну и само собой, он непревзойденный мастер обольщения – в этаком напористом стиле пещерного человека, не признающего скромность за ответ. Мастер.

– Ты говоришь, словно по собственному опыту, – парировал я: пожалуй, не слишком дружески, но слова ее меня слегка уязвили.

– Разумеется, он и на мне силы попробовал, – ответила Этель с коротким смешком. – Не смотри так изумленно, Сирил. Я не совсем уж уродина и все еще не перевалила за сорок. Если тебе так легче, то знай: я нисколько его не поощряла. Напротив, была с ним очень груба, но это далось мне нелегко. И хотя я наговорила ему самых отборных гадостей, какие только сумела придумать, меня так и подмывало грациозно упасть ему в объятия.

Ну и признаньице! Я предпочел обойти его молчанием:

– Неужели даже после столь неприятного инцидента он смеет принимать приглашения у вас погостить?

– Ой, да у Эрика шкура, что у носорога. Такие мелочи его не смущают. Кроме того, он, несомненно, еще не потерял надежды. И если сумеет благополучно жениться на деньгах Эльзы, наверняка попытается подкатить снова.

Вот уж не знал, что Этель такая язвительная. Обычно она – добрейшее существо.

Я снова вернул беседу к более неотложным материям:

– Уж конечно, ты предупредила мисс Верити, что он за человек?

– Уж конечно, и не подумала! – парировала она. – Я не настолько глупа, Сирил. Даже ты должен бы понимать, что это вернейший способ толкнуть девушку в объятия обольстителя.

– Она, полагаю, уже в том возрасте, чтобы рассуждать здраво? – запротестовал я.

– Ей двадцать один. А девушки двадцати одного года, Сирил, в подобных вопросах бестолковее семнадцатилетних. Кроме того, женщины ни в каком возрасте не способны рассуждать здраво в любовных вопросах.

Что (помимо всего прочего) роднит нас с Этель, так это глубочайшее презрение к ее полу. И в самом деле, я неоднократно замечал, что самые лучшие женщины всегда в грош не ставят весь свой пол как таковой. Наверное, оттого-то они и лучшие.

– Нет, – продолжала она. – Я сделала единственно возможное: притворилась, будто поощряю ее. Эльза пребывает в твердой уверенности, что весь этот прием затеян лишь ради них с Эриком.

– Тогда как на самом деле…

– Именно. Как я уже сказала – единственная надежда состоит в том, чтобы выбить из нее злополучное увлечение, пока дело не зашло слишком далеко. Отсюда, милый мой Сирил, и де Равели.

Я задумчиво покачивал пенсне на шнурке. Мне было уже не до колокольчиков. Перед нами катился по каменистому ложу маленький ручеек. В обычное время я, только приехав из Лондона, залюбовался бы им, но сейчас почти не замечал.

– С огнем играешь, да, Этель?

– Совершенно осознанно. Поставила все на то, что пламя полыхнет вовсю – а заодно спалит и Эрика.

– А вдруг нет?

– Тогда придется прибегнуть к более решительным мерам, – угрюмо отозвалась Этель. – Вот что я тебе скажу, Сирил: я ничего не пожалею, лишь бы уберечь Эльзу, хоть и не несу за нее никакой ответственности, кроме моральной. Она дочь самой лучшей подруги, какая у меня только была (вы с ней не встречались, мы вместе ходили в школу); оба ее родителя умерли, близких родственников нет, в глазах закона девочка сама себе хозяйка. Я просто узурпировала положение in loco parentis [3]. И скажу тебе доверительно, Сирил, что готова скорее задушить Эрика своими собственными руками, чем позволить ему склонить Эльзу к неудачному замужеству.