Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось

Опомнилась на улице. Сеял мелкий весенний дождичек, под ногами хлюпала грязь.

Проглотила несколько таблеток, успокоилась и методично обошла все кафе в центре — вспомнила, как Алексис когда–то сказал, что Таня сидит в кафе, как на привязи.

Оставался всего один день.

…Очкарик нашел ее в «Беатрисе». Он появился, когда началась программа. Ималда запомнила, что за тем столиком, за который он уселся, во время ее первого выхода никого не было. Это был длинный стол, наверно, единственный в зале на восемь персон, накрытый и сервированный, недоставало только гостей — стулья стояли придвинутыми к столу. А во время ее второго выхода очкарик уже сидел за ним. Может, он был один, а может, с компанией, но Ималде сразу стало ясно, что он явился за ней. Так в сказках приходят черти за обещанными им душами умирающих.

Заметив его, Ималда сбилась с ритма. Очкарик, смачно ухмыльнувшись, почмокал губами.

На сей раз он выглядел франтовато — свободная куртка из тонкой ткани, отстроченная лентами, «молниями», обвешанная всякими пряжечками — стоят такие дорого, поэтому в них и ходят повсюду, даже в театр и в оперу, и туфли на довольно высоком каблуке.

Оттанцевав, Ималда направилась в раздевалку. Очкарик уже поджидал ее у дверей, хотя посторонним находиться там запрещалось — по коридору из кухни в зал сновали официанты.

Коротким повелительным кивком головы он вызвал Ималду в коридор и, остановившись возле зеркала, закурил «Pall Mall». Кто–то из проходивших мимо — видно, знакомый — попросил у него сигарету, и очкарик, встряхнув пачкой, протянул ее.

«Каждый день в гости не ходят: невежливо, — сказал он Ималде. — На, прочитай письмо! А я пока покурю!» Он отошел в глубь холла и заговорил с гардеробщиком, тоже, должно быть, знакомым.

На крошечном листочке папиросной бумаги — скорее всего разрезанной вдоль сигареты — остро заточенным карандашом было написано: «Милая сестренка! На синей ленточке, в шкафу, где прятали тетради, не на чердаке, так в подвале, черный мешок. Отдай им все! Мне плохо, очень плохо, будет еще хуже, если не отдашь! Будь счастлива, сестренка! Целую, Ал.».

«Он там слегка темнит, но иначе нельзя: депешу мог перехватить стукач или мент. Почерк узнаешь?»

Ималда кивнула.

«Поняла, что должна делать?»

Ималда снова кивнула.

«Старик вернется в четверг, и ты приготовишь нам кофе! — Отойдя на несколько шагов, повернулся: — А ты бабка вполне ничего, жаль, что я тебя тогда не трахнул!»

И вразвалочку пошел обратно в зал…

Дождь все моросил, пальто намокло, Ималду стало знобить.

Она снова обошла ближайшие кафе — Тани нигде не было.

В учреждениях закончился рабочий день, возле кафе возникали очереди, случалось, ее не хотели впускать — с трудом упрашивала, чтобы разрешили зайти всего на минутку.

Она подумала: хорошо бы уехать в какой–нибудь провинциальный городок, но понимала, что от них нигде ей не скрыться, не спрятаться… Да и нельзя бежать — Алексис тогда пропал… Если уж он так написал, значит, ему и в самом деле плохо: у брата нет привычки хныкать… Они — в том числе и Алексис — решат, что Ималда скрылась, прибрав к рукам мешок. Идти в милицию? Думала об этом уже не раз, но тогда она сама подтолкнет Алексиса под другую, более тяжкую статью уголовного кодекса. Спасение только в Тане. Ималда даст ей прочесть записочку Алексиса, и если она покажется ей недостаточно убедительной, скажет, что выложит старику все как было: как милиционеры не заметили во время обыска, что она сняла с крючка ключ от другого сарайчика, как приходила Таня и что при этом рассказывала, как промчалась мимо «Волга» Раусы, когда Ималда выбежала на улицу. Расскажет все, другого выхода у нее нет, тогда, может, ничего ужасного не произойдет и они оставят ее в покое. Главное — найти Таню. Таня лучше знает этих подлецов–центровиков и что от них можно ожидать. Наверняка сама же испугается и отдаст часы или, по крайней мере, скажет, у кого они сейчас находятся.

Стемнело и стало подмораживать, Ималда уже едва сдерживала дрожь. Может, Курдаш еще не заступил на свой пост — тогда она просрочит и немного побудет в тепле… Вдруг удастся повидать Укротителя?.. Однажды Ималда заговорила с ним о работе. Старик нехотя, словно стыдясь чего–то, пообещал поинтересоваться — в «Мадагаскаре», сказал, работает его ученик. «Конечно, если представится хоть малейшая возможность… Только прошу — об этом никому не слова!»

В «Ореанде» тускло поблескивал паркет, в зале еще не зажгли люстры, освещен был только коридор кухни, где обычно к этому времени собирались официанты. Из глубины, откуда–то со стороны душевой доносились голоса.