Антон Бакунин - Убийство на дуэли

Бакунин положил телефонную трубку на рычаг аппарата, и в то же мгновение закончился спектакль телефонного разговора — калейдоскоп разнообразнейшей мимики исчез, выражение тяжелой утраты отразилось на его вдруг замершем, окаменевшем лице.

— Убит князь Алексей Андреевич Голицын, — тихо сказал Бакунин.

— Террористами? — почти шепотом, не столько вопросительно, сколько утвердительно спросил я, не менее Бакунина потрясенный известием.

— Возможно. Но скорее всего нет, — задумчиво ответил Бакунин. — Убит во время дуэли…

— То есть убит на дуэли? — удивился я.

— Не убит на дуэли, а убит во время дуэли, — пояснил Бакунин. — Убит злоумышленником. Убит в тот самый момент, когда стрелялся с членом Государственной думы Толзеевым. Убит двумя пулями. Точнее, одной ранен, второй убит — полагаю, террористы бы до такого не додумались… — Бакунин умолк и тут же спохватился: — Пристав звонил из аптеки на углу — он, наверное, уже у двери… — Выражение лица Бакунина изменилось на просящее, даже заискивающее. — Князь, голубчик, ты бы впустил его…

— А Василий? — я отрицательно покачал головой.

— Ну, князь, душа моя, — в глазах Бакунина было столько мольбы, что я едва нашел в себе силы в последнюю секунду отказать ему в просьбе.

— Помилуйте, Антон Игнатьевич, — что угодно, но Василий…

— Да он и слова не скажет, — наигранно-беспечно начал Бакунин, но, прочитав на моем лице твердую решимость, умолк и сокрушенно вздохнул, поднялся из-за стола и, уже совсем лишившись надежды уговорить меня, как опытнейший интриган и сердцеед, не преминул использовать последнюю уловку. — А ведь я, князь, затруднился бы найти такую просьбу, в которой смог бы отказать тебе…

К тому времени я прожил подле Бакунина уже почти полгода и потому не попался на этот элементарный, но очень действенный для наивного и простодушного человека крючок.

— Антон Игнатьевич, вы — великий сыщик и гений, обласканный императорами. Перед вами, можно сказать, дрожат министерства. У вас связи, возможности и власть. Вы хозяин в собственном доме. Вас знает публика и — не побоюсь такого заявления — вся Россия. А я? Безвестный литератор, автор превратно понятой небольшой повести. Без гроша в кармане, без собственного угла. Кому ж из нас двоих рисковать головой?

— Экий ты, братец, иронист, — добродушно, отбросив всякие намерения укрыться за моей спиной, произнес Бакунин.

Он обошел вокруг стола, приятельски полуобнял меня правой рукой, похлопал по плечу, потом приосанился и сказал:

— Не будь я вчера так увлечен и не привези я домой цыган… Ну да ладно. — Бакунин подошел к двери кабинета, остановился, еще раз приосанился и вышел, и как раз вовремя — внизу уже зазвенел колокольчик входной двери — это пристав сыскной части города Петербурга Аркадий Павлович Полуяров молотил бронзовой треуголкой по обнаженной голове императора всех французов [9] Наполеон I Бонапарт (1769–1821) — французский император в 1804–1814 годах и в марте — июне 1815 года. Был избран императором в результате голосования тремя миллионами пятьюстами семьюдесятью двумя тысячами французов. Против проголосовали две тысячи пятьсот семьдесят девять французов. (Прим. князя Н. Н. Захарова.) .

Разговор, только что состоявшийся между мной и Бакуниным, и вся сцена требуют некоторого пояснения. Василий, о котором шла речь, — слуга Бакунина. Несмотря на свою молодость — а он был моложе Бакунина лет на десять, — Василий держал в руках и барина и дом. Все, жившие в доме, несли иго власти Василия, каждый по-своему. Бакунин и привратник, он же швейцар Никифор, беспрекословно подчинялись. Горничная Настя боготворила и настойчиво добивалась выйти за него замуж. Дядя и воспитатель Бакунина Петр Петрович Черемисов пытался иногда воевать с Василием, но неизменно проигрывал и мелкие стычки и крупные сражения. Акакий Акинфович Акундинов, помощник Бакунина по сыскному делу, льстил и заискивал, но часто язвил и не упускал случая строить разные каверзы — за что частенько ему приходилось терпеть немилость Василия. Карл Иванович Лемке и я были в лучшем положении. Карл Иванович в силу своего — как считал Василий — иностранного происхождения. Парадокс, но Василий, не только не любивший иностранцев и снисходительно презиравший их, а собственно немцев державший за кухонных тараканов, поналезших к нам невесть откуда, уважительно относился к конкретным, отдельно взятым иноземцам. Мне же он делал легкое снисхождение за княжеский титул.