Антон Бакунин - Убийство на дуэли

Впрочем, вопрос был спорный, потому что ровно через семь минут это же время должны были пробить в полном и гордом одиночестве огромные старинные напольные часы на втором этаже в комнате Карла Ивановича Лемке.

Часы эти на семь минут отставали от всех прочих часов Петербурга и Москвы — так, по крайней мере, считали многие, кому приходилось участвовать в спорах по этому поводу. Что касается Бакунина, то в подобных дискуссиях он всегда становился на сторону Карла Ивановича, утверждавшего, что правильное время показывают именно его часы, а все остальные просто спешат.

Точка зрения Бакунина в этом случае определялась, во-первых, тем, что он всегда и во всем поддерживал Карла Ивановича, своего старого покровителя и соратника, в силу твердости характера рассорившегося с начальством, из гордости не ставшего хлопотать о пенсии и доживавшего век у Бакунина на правах умудренного жизнью наставника: во-вторых, хотя Карл Иванович и объявлял себя — часто с некоторой горячностью — истинно русским человеком и без сомнения таковым являлся, но всем, кто его хорошо знал, в том числе и Бакунину, он казался самым настоящим немцем, с присущей немцам аккуратностью и точностью в разного рода измерениях; в-третьих, его правота подтверждалась многими серьезными аргументами и вычислениями научного характера, о которых я уже и не упомню [5] Здесь имеется в виду скорость вращения Земли вокруг оси и многие другие специальные физико-математические данные. (Прим. князя Н. Н. Захарова.) .

И вот когда, провозглашая восемь часов, прозвенели, пропели, пробили часы в кабинетах Бакунина, но еще не ударили семь минут спустя главные часы в комнате Карла Ивановича, тогда-то раздался телефонный звонок. Конечно же, в ту минуту мне и в голову не пришло, что это тот самый звонок, которого мне следовало ждать минувшие полгода. Отвлеченный рассказами Бакунина и мыслями о возможном переселении в самые далекие края и местности вселенной, я даже не обратил бы на него внимания, если бы не желание полюбоваться на Бакунина, разговаривающего по телефону.

Нужно сказать, что беседовать по телефону Бакунин любил больше всего на свете. Хотя, переписывая во второй раз свои записки [6] Первые записки князя Н. Н. Захарова (карандашные) составлялись в 1916–1917 годах. Второй раз — чернилами — Захаров переписывал их с 1946 по 1954 год. (Прим. издателя.) , я подумал, что из всего, чем Бакунин занимался, невозможно найти что-нибудь такое, чему нельзя было бы предпослать то же утверждение.

Ничуть не опасаясь ошибиться, можно уверенно сказать, что больше всего на свете Бакунин любил пить шампанское, водку и всевозможные вина, закусывать все это жареным поросенком с хреном [7] Несомненно влияние на вкусы А. И. Бакунина оказала сцена встречи Ноздрева и Чичикова из «Мертвых душ» Н. В. Гоголя. (Прим. князя Н. Н. Захарова.) и всякими другими яствами, спать до обеда, мчаться на тройке, вырывая вожжи у своего знаменитого чудо-кучера, спорить и разглагольствовать по любому поводу и без повода, заводить романы как с роковыми женщинами, так и с тихими, томными красавицами — не буду продолжать, иначе этим перечнем мне придется заполнить все мои записки, страниц эдак на триста двадцать.

Проще сказать, что все на свете Бакунин любил больше всего на свете. Но особенно любил он разговаривать по телефону. Общение с собеседником, которого он не видел перед собой, казалось ему чудом. И потому он жестикулировал и за себя и за собеседника, его жесты и мимика в течение десятиминутного телефонного разговора являли такую гамму, такую симфонию чувств, которая по суммарной энергии равнялась суммарной эмоциональной энергии трех знаменитых пьес русской сцены [8] Имеются в виду «Горе от ума» А. С. Грибоедова, «Ревизор» Н. В. Гоголя и «Свадьба Кречинского» Л. В. Сухово-Кобылина. Попытки ввести в этот ряд «Бориса Годунова» А. С. Пушкина или одну из пьес А. Н. Островского оказались несостоятельными. (Прим. издателя.) .

Картинно подбоченясь, Бакунин снял трубку. Все заботы, связанные с угасанием вечного светила, тут же улетучились. В глазах его загорелась надежда, в трубке раздался мужской голос — надежда тут же угасла, но явилось любопытство, сменившееся радостью узнавания:

— Ба, Аркадий Павлович, — весело перебил он звонившего. — Как убит? — удивленно, ошарашенно воскликнул он еще через секунду. — Террористы? По всем правилам?.. Две пули… Но как же… Конечно, братец, немедленно приезжай… Ах, да, — он смутился. — Погоди, сейчас, сейчас.