Таисия Кольт - Тайна Шато де Виль

Видения, посетившие меня на этот раз, сильно отличались от той розовато-серой дымки, застилавшей мне глаза последние несколько дней и ночей, пока я был без сознания. Сейчас я сумел различить какие-то смутные очертания, похожие на замок на отвесной скале. Мне захотелось непременно заглянуть в одно из окон, и, как это обычно бывает во сне, я внезапно оказался близко-близко от оконной рамы и смог вплотную прижаться к стеклу. Картина, возникшая передо мной, была настолько жуткой и в то же время реальной, что я закричал, но из разинутого рта не вылетело ни звука. Пытаясь открыть окно, я случайно разбил стекло и поранил руку. Видя, как кровь стекает по моей руке, я в ужасе снова беззвучно сорвался на крик, и сон в одно мгновение улетучился.

Резкий больничный запах и чей-то голос заставили меня открыть глаза, и я с усилием стал всматриваться в окружающие лица. Пожилой врач и все та же молоденькая медсестра смотрели на меня с нескрываемым изумлением, что-то говорили друг другу вполголоса, читали историю болезни, переглядывались и снова начинали шептать. Похоже, то, что я жив, было невероятно, и ни врач, ни медсестра не ожидали, что я приду в себя в такой короткий срок. Мне снова стали задавать вопросы и светить фонариком в глаза. Все данные в обязательном порядке фиксировались в журнале, и с каждым новым обследованием, будь то давление или сухожильные рефлексы, лица медперсонала становились все более и более просветленными.

Пожилой доктор, по-видимому, самый опытный из всех, кто меня осматривал, подал какой-то знак, и они уже собирались выйти в коридор, когда вдруг я услышал собственный голос, будто со стороны. Доктор и медсестра обернулись и с удивлением посмотрели на меня, отчего я понял, что они не могут истолковать мои слова. Я говорил как в тумане, как в бреду, плохо соображая и совсем не осознавая значение сказанного. Медсестра подошла поближе и склонилась надо мной, пытаясь лучше расслышать то, что я силился вымолвить. Видимо, я говорил тихо и нечетко, поэтому ей пришлось несколько раз переспросить, а потом, все-таки разобрав мои слова, она повернулась лицом к пожилому седовласому доктору.

– Это французский? Что он спросил, сестра Бланш? – не выдержал тот.

Девушка боязливо огляделась по сторонам, а затем, словно опасаясь, что ее услышат, тихо-тихо проговорила:

– Он спросил: «За что я убил его? За что я убил этого человека»?

Миссис Бланш вымыла руки и, устало вздохнув, присела на стул в помещении для медицинских сестер. Ночное дежурство давно закончилось, и девушке хотелось поскорее поехать домой и броситься на кровать. Ночь выдалась крайне тяжелой. Три раза приезжала скорая помощь, два сложных случая: холецистит и гнойный абсцесс, а третий пациент так вообще чудом остался жив, после того как упал в Темзу и чуть не утонул. Каждого поступившего больного требовалось оформить, подготовить палату, проследить за выполнением всех назначений и процедур, кого-то без промедления везти в операционную. Поэтому миссис Бланш даже не удалось хоть чуточку вздремнуть. Но не все дежурства были такие, иногда случалось, что к ним в отделение общей хирургии за ночь никого не привозили, и вот тогда персонал на посту мог позволить себе немного отдыха.

Присцила Бланш работала в госпитале Святого Варфоломея уже три года, куда ее взяли медсестрой, после того как она прошла курсы в колледже при этом госпитале. Во время войны девушка получила бесценный опыт ухода за ранеными и успела понять, что оказывать помощь больным может стать делом всей ее жизни.

Присцила всегда придерживалась мнения, что каждый человек должен найти свое призвание, и считала, что в данном случае ей несказанно повезло, ведь эта работа была для нее смыслом всего существования, любимой профессией, которой она отдавалась всей душой. Сестринское дело давалось девушке легко, ей нравилось помогать людям, поэтому присмотр за больными она не воспринимала как рутину, а скорее, как возможность исполнить свой человеческий долг, и радовалась каждому дню, проведенному в госпитале. Все, чему научили ее делать во время учебы, миссис Бланш выполняла с большим удовольствием и старанием. Единственное, к чему она так и не смогла привыкнуть еще со времен войны, – это смерть своих пациентов.

Люди умирали почти каждый день: кто-то в день поступления, кто-то через сутки после госпитализации, а кто-то мог пробыть в больничной палате и три недели, получить необходимое лечение, но все равно уйти в загробный мир. Присцила Бланш переживала смерть каждого пациента как потерю своего самого близкого человека. Это было ужасно тяжело. Чувство сожаления и ощущение беспомощности приводили молодую медсестру в отчаяние, но это было частью ее работы, поэтому ей оставалось только смириться.