Энн Перри: Смертная чаша весов

Сильными тонкими пальцами графиня ухватилась за ручки кресла и наклонилась вперед. Лицо у нее напряглось.

— Да, — сказала она непоколебимо. — Ей нет никакого дела до страны или кого-нибудь из нас. Если б Фридрих вернулся, он бы отказался от Гизелы. По собственной ли воле или из-за постороннего вмешательства этого мир никогда не узнал бы, да и не стал бы никто интересоваться причиной… Но тогда мечта была бы утрачена, великая легенда любви разрушена. Гизела стала бы жалкой, даже смешной фигурой, женщиной уже не первой молодости, которую бросили после двенадцати лет брака.

Лицо фон Рюстов обострилось, а голос охрип.

— Напротив, теперь, когда он мертв, она снова героиня великой семейной драмы. Она в центре всеобщего восхищения и зависти. В ней есть некая тайна, некая притягательность. И пока она сохраняет приличия, Гизела вольна расточать благосклонность своим воздыхателям. Она окутана очарованием, как одна из величайших персон в мировой истории любви; о ней будут слагать песни, о ней будут рассказывать предания… И какая бы женщина в глубине души не позавидовала такой судьбе? Это же род бессмертия! И главное — то, что ее стали бы вспоминать с почтением, реверансами, и никто бы над ней уже не смеялся. А кроме того, — неожиданно свернула на другую тему графиня, — она обладает теперь его личным состоянием.

— Понимаю.

Вопреки самому себе Рэтбоун поддался ее убежденности. Теперь фон Рюстов всецело завладела его вниманием, мыслями и чувствами. Он не мог не воображать себе страсти, которые сначала двигали поступками кронпринца, не представлять его всепоглощающую любовь к женщине, такую непреодолимую, что он пожертвовал ради нее и страной, и короной. Что же это за женщина? Какой необыкновенной личностной силой и только ей свойственным очарованием она обладает, если смогла возбудить к себе такую любовь?

Была ли она похожа на Зору фон Рюстов, исполнена такой же искрометной энергии, возбудившей во Фридрихе мечты и неутолимые желания, о которых он ранее и не подозревал? Могла ли она вселить в него жизнеспособность и силы, заставить его поверить в себя, увидела ли в его возбужденном взгляде все, чем он мог стать? Сколько ночей провел Фридрих без сна, разрываясь между долгом и плотским желанием? И как он, наверное, все время сравнивал жизнь, отданную двору — эти ежедневные, бесконечные формальности, пустоту, неизменно и непременно окружающую властителя, одиночество в разлуке с любимой женщиной, — и жизнь в изгнании, но в постоянном обществе несравненной, необыкновенной возлюбленной? Они бы старели вместе, в отрыве от семьи и страны, однако одиночество им не грозило. Разве только его мучило бы чувство вины… Интересно, ощущал он себя виновным за то, что выбрал путь желания, а не долга?

И женщина… Перед каким выбором стояла она? Или все это для нее было просто полем битвы, которую она должна была либо выиграть, либо проиграть, потеряв все? Может быть, Зора была права и Гизела больше всего на свете хотела стать герцогиней? И проиграла? Или она только любила, любила этого мужчину и была готова к тому, что страна всегда будет считать ее злодейкой, пока сама она имеет возможность любить и быть со своим мужем? Не относилась ли она к числу женщин, чья жизнь кончается в горе вместе с утратой единственного любимого мужчины? Или же то, что случилось, — творение ее собственных рук, и его смерть представлялась ей единственной альтернативой измене, отчего она стала бы притчей во языцех, когда у всех на глазах закончился бы величайший роман в кругу коронованных особ, и закончился не величественной трагедией смерти, а фарсовым положением брошенной жены?

— Так вы возьметесь за мое дело? — спросила спустя несколько минут фон Рюстов.

— Может быть, — ответил Рэтбоун осторожно, хотя и чувствовал возбуждение при мысли о такой возможности, горячившей ему кровь сознанием опасности, а это ощущение, должен был он признать, всегда его волновало. — Вы меня убедили в том, что у нее мог быть повод для убийства, но не в том, что она является убийцей. — Он понимал, что должен казаться спокойным, и говорил ровным голосом. — И каким вы располагаете доказательством, что Фридрих действительно хотел вернуться, даже при условии, предъявленном герцогиней Ульрикой, оставить Гизелу?

Зора закусила губу. По ее лицу мелькнуло гневное выражение, но затем графиня рассмеялась.

— Никаких документов у меня нет, — согласилась она, — но в конце весны Рольф Лансдорф был на званом вечере в загородной усадьбе лорда и леди Уэллборо. Там были принц Фридрих и принцесса Гизела — так же, как и я, — и Рольф часто разговаривал с Фридрихом. И нет ничего невозможного в том, что принц мог получить подобное предложение. Мы, конечно, никогда не узнаем, как поступил бы этот человек, будь он жив. Однако он мертв. Неужели этого для вас недостаточно?