Майкл Иннес - Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник)

Насколько я догадываюсь, Маммери посвятил вас в историю с «Кодексом» Бентона, верно? Это была потрясающая находка для науки, но Бентон повел себя с ней самым варварским образом. Он никогда не выпускал раритет их рук. Лишь устроил масштабную научную конференцию в Париже, где подлинность «Кодекса» была подтверждена ведущими мировыми экспертами в данной области, но даже там Хорас не терял документа из поля зрения, как ребенок, опасающийся кражи любимой игрушки. Он стал в какой-то степени легендарной фигурой; ничего подобного в анналах науки прежде зафиксировано не было. Свою находку он надежно спрятал под замок. Время от времени лишь публиковал отдельные куски, дополняя их факсимиле в виде иллюстраций. Но до сегодняшнего дня – то есть, если быть точным, до сегодняшнего вечера – он прятал текст «Кодекса», сунув его себе, фигурально выражаясь, под задницу. Можете себе представить, какое негодование это вызывало среди других ученых, включая и вашего покорного слугу. С таким же успехом можно утаить важнейшее открытие в области клинической медицины – как возмутились бы люди, страдающие соответствующим заболеванием, узнав о вашем поступке! Здесь получилась очень похожая ситуация. И вот так, сидя в Сплите и любуясь из окна на руины дворца Диоклетиана, я понял, каким же был ослом. Ради какой-то жалкой мраморной фигурки упустил выпадающий раз в жизни шанс сделать карьеру.

Эплби кивнул.

– Возможности для по-настоящему крупного шантажа действительно выпадают крайне редко. Можно только посочувствовать, представив пережитый вами стресс.

– Я годами размышлял, как и с какой стороны подойти к этому делу. А потом совершенно случайно стал читателем романов Элиота.

– Вот это плохо. Как раз то, чего сам Элиот так опасается. А я-то старался убедить его, что преступники не могут почерпнуть полезной для себя информации из его сочинений. Но я не принял во внимание существование людей, наделенных таким упорством и фантазией, как вы. – Эплби покачал головой. – Я делился с вами соображением, что разговоры зачастую могут послужить ключом к разгадкам любых тайн? Достаточно послушать, как говорите вы, чтобы понять – такой человек способен на самые экстравагантные выходки. И когда вы при мне пустились в рассуждения об искусстве на Лабрадоре, я сказал себе: «Это тот, кто тебе нужен».

– Но я вовсе не тот, кто вам нужен! Мой проступок, которому вы придаете сейчас столь большое значение, не имеет отношения к делу в целом. Если вы сравните загадку, которую пытаетесь решить, с жемчужиной, то я стал лишь самой первой песчинкой, попавшей в створки раковины, чтобы возбудить процесс роста. Но продолжу. Итак, я начал читать романы Элиота, и мне полюбился Паук. Меня особенно обрадовал поворот событий, когда он оставил преступную стезю и стал опорой закона и порядка.

– О! – воскликнул Эплби. – Вот это уже совсем интересно. Ваши поступки после такого заявления начинают, конечно же, представать совсем в ином свете. Хорошая мысль – упомянуть о симпатиях к закону.

Уинтера не насмешила шутка собеседника. Он посмотрел на него еще более серьезно, чем прежде.

– У вас мозги работают, как у Буссеншута, – сказал он. – А Буссеншут, должен признать, один из величайших умов Англии. Остается только пожалеть тех воришек и грабителей-взломщиков, с которыми вы сталкиваетесь по роду службы.

– Кстати, о взломщиках, – поймал его на слове Эплби. – Не пора ли перейти к сути?

– Да, вы правы. Передо мной встала не самая простая задача. Бердвайр располагала компроматом на Бентона. Несколько лет назад она записала все известные ей факты в одну из тетрадочек под красной обложкой. И мне необходимо было эти факты узнать. А потом пустить в ход. И тут меня подвела излишняя щепетильность. Как воспользоваться фактами? Буссеншут не колебался ни секунды. Заручившись нужной информацией, он попросту отправился к Бентону и заключил с ним сделку. Мне это представлялось невозможным. Я рассуждал так. Если я лично попытаюсь шантажировать Бентона, он разоблачит мой блеф. Заявит, что ему на все плевать, и я могу предать известные мне факты огласке, а у меня, скорее всего, не хватило бы на это смелости. Ее, вероятно, не хватило бы и Буссеншуту, вот только он оказался гораздо более тонким психологом. Он знал, что Бентон сразу сломается, а потому действовал бесхитростно и прямолинейно. Моя же слабость заключалась в склонности все усложнять.

– Да, с этим не поспоришь.

– Но вернемся к способу добычи информации. Мне претила идея найти сообщника, который втерся бы в доверие к Бердвайр, обхаживая ее. Но и сам я не мог к ней приблизиться на пушечный выстрел. Оставалось только ограбление. Причем ограбление, мотив которого не мог быть с легкостью установлен. Если бы стало известно, что женщину ограбили с целью завладеть скандальными мемуарами, моя затея кончилась бы провалом. И тогда я подумал о крупном взломе, в котором изначально были бы видны элементы розыгрыша и бурлеска. Я раскопал кое-что о личной жизни Бердвайр, легенду о муже в Лондоне, слухи о напряженных отношениях с Элиотами. Потом подготовил почву. Задал тон довольно-таки примитивной шуткой, позвонив Элиоту и вульгарно намекнув на его интимную связь с соседкой. А только затем пошел на ограбление. Мне было заранее понятно, что придется унести достаточно много материалов для изучения. Поэтому я приехал на машине, провел часть дня, усыпляя многочисленных собак, а ночью влез в дом, собрал нужные мне тетрадки и еще кучу всего для отвода глаз, нарисовал свою похабную карикатуру…