Сергей Михайлов - Оборотень, или Последняя гастроль Артиста

– Бесспорно, – твёрдо ответил я, уже почуяв возможность окунуться в новую детективную историю и не желая эту возможность терять. – Бесспорно, я остаюсь.

– Вот и ладненько, – пропел Мячиков, радостно потирая свои маленькие пухлые ручки. – Как только наши доблестные органы разберутся с этим делом, сразу же махнём на лыжах. Идёт? Посмотрите, Максим Леонидович, какая чудесная стоит погода!

Я кивнул. Погода в это утро, безусловно, была прекрасной. Солнце слепило сквозь пыльные стёкла окон, редкие лёгкие снежинки медленно кружились, купаясь в лучах дневного светила, ежеминутно переливаясь, вспыхивая отражённым светом. Полное безветрие – и ни облачка на чистом, прозрачно-голубом небе; морозный воздух парил над белоснежной землёй, снег искрился и хрустел под множеством чьих-то ног… А, вот и они!

Прибытие милиции внесло в атмосферу дома отдыха некоторый порядок и спокойствие, люди с облегчением вздохнули, почувствовав себя под надёжной защитой дюжины человек в серой форме. Нас всех попросили разойтись по номерам и ждать вызова с целью дачи показаний. Мы безропотно подчинились.

Когда очередь дошла до меня, Мячиков похлопал меня по плечу, пожелал удачи и посоветовал говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Я покинул номер со стеснённым чувством. Опрос потенциальных свидетелей проводился в кабинете директора, который любезно согласился предоставить свои апартаменты под нужды уголовного розыска. Беседу вёл розовощёкий молодой человек в очках и со стрижкой «бобриком». Он был проникнут сознанием собственной значимости и больше всего на свете желал, как мне казалось, сам, лично, без чьей-либо помощи, найти убийцу, а если удастся – то и обезвредить его. Ему от силы было года двадцать три – двадцать четыре, но гонора ему было не занимать. Пытаясь казаться суровым, он неумело хмурил брови и отчаянно травился «Беломором», однако сквозь всю эту напускную важность и строгость отчётливо проглядывался неплохой в общем-то и неглупый парень, но при этом такой «зелёный», что я едва сдержал улыбку, совершенно неуместную в данных обстоятельствах. Помимо него в кабинете находилось ещё три человека: один в штатском, и двое – в милицейской форме.

С самого начала я решил подробно рассказать следователю всю правду о моей ночной вылазке, не утаивая ничего и ничего не скрывая. Во-первых, мои правдивые показания могли принести пользу следствию, а во-вторых, причин что-либо скрывать у меня не было, так как никакой вины я за собой не чувствовал. Я выложил ему всё, расписав своё ночное похождение буквально по минутам, опустив, однако, эпизод с ампулой: она казалась мне к делу совершенно непричастной. От усердия и охватившего его вдруг азарта молодой следователь нетерпеливо ёрзал в директорском кресле, то и дело протирал очки, а когда я закончил, многозначительно переглянулся со своим коллегой в штатском. Без сомнения, мои слова произвели на него должное впечатление.

– М-да, ваш рассказ интересен, – произнёс он, пристально глядя мне в глаза, – но, по-моему, в нём есть некоторые неточности.

– Неточности? – удивился я.

– Да, неточности. Вы уверены, что описываемые вами события произошли именно в три часа ночи, а не раньше и не позже?

– Абсолютно. За точность своих часов я ручаюсь. Вот, взгляните, идут секунда в секунду, по ним можно кремлёвские ставить – и не ошибётесь.

Он сверил мои часы со своими и удовлетворённо кивнул. Но следующий его вопрос поверг меня в совершеннейшее недоумение.

– Что вы делали в холле в столь позднее время?

– В холле? – снова удивился я. – Но я не был в холле!

– Разве? – Он подозрительно посмотрел на мои ботинки.

– Клянусь! Я дошёл лишь до середины коридора.

– Вот-вот, это-то и непонятно. Вы слышали стон, но дошли только до середины коридора и почему-то повернули обратно, даже не поинтересовавшись его источником. Неужели вы, гражданин Чудаков, настолько лишены любопытства?

Я попытался вкратце описать ему те чувства, которые испытывал тогда, в тёмном коридоре, но он, по-моему, так ничего и не понял и продолжал недоверчиво коситься на мои ботинки.

– Всё это прекрасно, гражданин Чудаков, только, знаете, чувства – это не в моей компетенции. Давайте разберёмся в фактах. Вы утверждаете, что слышали звук ключа, поворачивающегося в замке одной из дверей. Так?

– Так.

– И, конечно же, номера на двери вы не запомнили?

Я развёл руками.

– К сожалению, не запомнил.