– Мой муж посещал клинику Стин примерно четыре месяца почти десять лет назад, вскоре после того, как вышел в отставку. В то время он жил в Лондоне, а я была в Найроби со снохой, которая ждала первого ребенка. Я не знала о лечении мужа, пока он сам мне не рассказал неделю назад.
Она замолчала, и Дэлглиш сказал:
– Должен заметить, что мы, естественно, не стремимся уточнить, что беспокоило полковника Фентона. Это врачебная тайна, и к делам полиции она отношения не имеет. Я не просил доктора Этриджа дать мне какую-либо информацию, и он не предоставил бы ее мне, даже если бы я попросил. Тот факт, что ваш муж стал жертвой шантажа, может получить огласку – я не думаю, что этого удастся избежать, – но причина, по которой он посещал клинику, и детали его процесса лечения не касаются никого, кроме него и вас.
Миссис Фентон поставила чашку на поднос с величайшей осторожностью. Какое-то время она смотрела на языки пламени, потом сказала:
– Не думаю, что это касается меня, если быть честной. Я не расстроилась из-за того, что он не говорил мне о своих проблемах раньше. Теперь легко рассуждать, что я бы все поняла и попыталась помочь, но нельзя быть в этом уверенной. Думаю, муж поступил мудро, скрыв от меня это недомогание. Люди много шумят об абсолютной честности в браке, но не так уж благоразумно затрагивать некоторые темы, если только ты действительно не хочешь сделать кому-то больно. Хотя мне жаль, что Мэттью не рассказывал мне о шантаже. В этом случае ему действительно нужна была помощь. Вместе, я уверена, мы бы что-нибудь придумали. Дэлглиш спросил, когда все началось.
– Два года назад, как говорит Мэттью. Ему позвонили, напомнили о лечении в клинике Стина и буквально процитировали некоторые весьма интимные подробности, которыми Мэттью делился с психиатром. Потом звонивший предположил, что, возможно, Мэттью захочет помочь другим пациентам, которые пытаются справиться с такими же проблемами. Они много говорили о том, насколько ужасными могут быть социальные последствия невозможности получить надлежащее лечение. Все было очень тонко и хитро продумано, но не оставалось никаких сомнений в том, зачем этот человек позвонил. Мэттью спросил, что от него требуется, и ему было предложено отправлять в клинику по пятнадцать фунтов наличными, так чтобы они приходили с первой почтой первого числа каждого месяца. Если первое число выпадало на субботу или воскресенье, письмо должно было прийти в понедельник. Мужу велели писать адрес на конверте зелеными чернилами, отправлять его на имя секретаря, занимающегося административными вопросами, и прикладывать к деньгам записку с указанием, что это пожертвование от благодарного пациента. Собеседник еще сказал: Мэттью может быть уверен, что деньги потратят с максимальной пользой.
– Весьма хитрый план, – заметил Дэлглиш. – Факт шантажа было бы трудно доказать, и размер суммы рассчитан с умом. Думаю, вашему мужу пришлось бы избрать иную тактику поведения, если бы от него потребовали непомерных сумм.
– Определенно! Мэттью никогда бы не допустил нашего разорения. Но вы понимаете, это в самом деле незначительная сумма. Я не хочу сказать, что мы могли позволить себе выбрасывать по пятнадцать фунтов в месяц, но Мэттью откладывал достаточно денег, сокращая личные расходы. А сумма, которую у него требовали, не росла. В этом и состояло самое удивительное. Мэттью говорил, что всегда считал: шантажист не успокоится, а будет просить больше и больше, до тех пор пока у жертвы нельзя будет вытянуть ни одного лишнего пенни. Но у нас все было совсем иначе. Мэттью отправил деньги, чтобы они, как всегда, пришли в клинику первого числа очередного месяца, когда ему вновь позвонили. Моего мужа поблагодарили за то, что он был так любезен и отправлял им пожертвования, и дали понять, что не ожидают от него очередного взноса в пятнадцать фунтов. Ему еще сказали что-то о том, будто они разделили взносы поровну. Мэттью говорил, он едва мог заставить себя поверить в то, что все это правда. Примерно полгода назад он решил пропустить один месяц и посмотреть, что произойдет. Знаете, что было? Ему позвонили с угрозами! Шантажист согласился на необходимость спасти пациентов от социального остракизма и говорил, как сильно огорчатся жители Спригс-Грин, узнав о том, что Мэттью недостает благородства. И мой муж решил продолжать платить шантажисту. Если бы в деревне узнали о его тайне, нам пришлось бы покинуть этот дом. Моя семья жила здесь двести лет, и мы оба его любим. Сердце Мэттью было бы разбито, если бы ему пришлось оставить сад. А потом, есть ведь еще и деревня. Конечно, вы не видели ее во всей красе, но мы ее любим. Мой муж – церковный староста. Наш маленький сын, погибший в дорожном происшествии, покоится здесь. Нелегко забыть о своих корнях, уехать из родных краев, когда тебе семьдесят.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу