Николай Епифанов - В тени дождя

– Конечно.

– Если вкратце и не вдаваясь в подробности, то его теория заключается в том, что люди живут только для того, чтобы однажды умереть и получить наказание, соразмерное прожитой жизни. И не важно, чьими руками будет приведен в исполнение приговор. Бог, дьявол, Кришна, Будда – это все второстепенные вопросы. Он говорил о том, что тот, кто в течение жизни был несчастен и страдал, после смерти обретет вечный покой, то есть навсегда исчезнет из этого мира. Он подразумевал забвение. А тот, кто был счастлив и у кого все получалось, обречен на вечные страдания. Как вы думаете, Саймон, почему? – Антонио слегка наклонил голову набок, ожидая услышать мой ответ.

– Возможно… – только и смог вымолвить я, а затем повисла долгая пауза. – Возможно, их счастью необходим противовес? То есть своими страданиями после смерти они уравнивают чашу весов?

– О нет, доктор! Совсем не поэтому, – категорично замахал руками Антонио. – Дело здесь в том, что, по мнению профессора Поборски, счастья в жизни возможно достичь только благодаря несчастью других. Люди становятся счастливыми в любви, делах и тому подобном только потому, что они кого-то обошли или у кого-то что-то не вышло. В том смысле, что они стали преградой на пути чужого счастья. Именно поэтому после смерти им суждено вечно расплачиваться за свой жизненный путь, проложенный по телам других. А тот, кто был несчастен и тем самым не становился ни у кого на пути, в качестве награды получит вечный покой за чистоту своей души.

– Вам не кажется, что теория слишком жестока? Она не может быть правдой, – удивился я услышанному от Антонио.

– Это всего-навсего одна из теорий, доктор. Как и многие другие философские мысли, она дает свою трактовку и объяснение нашей жизни и при этом может быть с легкостью опровергнута другой теорией, которая также ничем не подкреплена на практике. Только есть один нюанс: каждое мнение содержит в себе хотя бы крупицу истины. – Антонио снова улыбнулся и пропел пару строчек на испанском языке.

Я сделал несколько шагов по комнате, позволив себе поддаться размышлениям о теории профессора Поборски. Неужели человеческая жестокость или скорее комплексы прошлого способны создать подобную идею? Любая мысль, рожденная нашим разумом, отчасти представляет собой отражение пережитых событий. Если привести грубый пример, то я мог бы предложить представить девушку, подвергшуюся насилию: ее восприятие мужчин способно в корне измениться. Она будет их бояться или рассматривать как врагов. И вся дальнейшая ее жизнь будет основана на взгляде через подобную призму. Судя по всему, профессор Поборски также пережил некую психологическую травму, заставившую его разум породить теорию о вечном покое. И пусть Антонио действительно прав, говоря, что в любой точке зрения содержится хоть крупица правды, но я не желаю видеть правду в теории Томаса Поборски.

– Скажите, Антонио, а вы верите в жизнь после смерти? – поинтересовался я.

– Хм. Даже не знаю, как сказать, но…

Раздался громкий стук в дверь, и из-за нее послышался юношеский голос: «Доктор Саймон Брис, вас просят приехать в больницу! Доктор Саймон Брис!»

Я отворил дверь и увидел на пороге молодого парнишку в сдвинутой набок кепке. Он выглядел словно карикатура из юмористического журнала, особенно учитывая его невысокий рост, веснушчатое лицо и оттопыренные уши.

– Добрый день, – поприветствовал я незнакомого мне человека.

– Добрый день, доктор. Вас просят скорее приехать в больницу. – Парень вытер нос рукавом своего пиджака. – Я приехал прямиком из больницы. Машина ждет нас внизу.

– А что случилось?

– Сегодня нашли очередную жертву убийцы, и вас просят сделать вскрытие.

– Но к чему такая спешка? – Ради вскрытия за мной еще никогда не посылали машину.

– Не знаю. Об этом вам лучше спросить полицейских. Они будут сидеть в больнице, пока не получат результаты.

– Разве, кроме меня, некому больше этим заняться? – Я знал как минимум трех врачей, один из которых должен был сегодня дежурить.

– Извините, сэр. Я действительно не знаю. Мое дело простое: сказали съездить за доктором Брисом, я и приехал.

– Ладно, поехали. Я только быстро оденусь. Можете пока пройти в квартиру.

Я уступил ему дорогу, и он зашел в комнату.

– Познакомьтесь, – сказал я, указывая на Антонио, – мой хороший друг Антонио Домингес. А кстати, вашего имени я так и не знаю.

– Леонард, – стягивая с головы кепку, стеснительно произнес веснушчатый парень.