Артур Конан Дойл - Собака семьи Баскервилль

– А почему бы ему не поехать прямо в своё родовое поместье?

– Это было бы вполне естественно, не так ли? Но ведь всех представителей семьи Баскервиллей именно там преследует злой рок. Я уверен, что если бы сэр Чарльз мог поговорить со мной перед смертью, то он предупредил бы меня о том, что последнему отпрыску старинного рода и наследнику большого состояния ни в коем случае нельзя приезжать в эти зловещие места. Но ведь невозможно отрицать и того факта, что благосостояние этой бедной и мрачной округи зависит от его присутствия. И все добрые дела, которые совершил сэр Чарльз, пойдут прахом, если Баскервилль-Холл останется без хозяина. Смею предположить, что я буду слишком сильно волноваться в связи с очевидным наличием у меня своего собственного интереса в данном вопросе, вот почему я и прошу совета у вас.

Холмс ненадолго погрузился в размышления.

– Называя вещи своими именами, – сказал он, – вы считаете, что сам дьявол открыл у вас своё представительство, и это делает Дартмур небезопасным местом для пребывания Баскервиллей?

– По крайней мере, вся суть нашей беседы сводится к тому, что некоторые подтверждения этого в наличии есть .

– Несомненно. Но, если ваша теория верна, то несчастье может случиться с молодым человеком в Лондоне с той же лёгкостью, что и в Девоншире. Факт наличия дьявола с ограниченными силами в рамках своего, так сказать, прихода, – это будет уже совершенно непредставимо.

– Вы были бы настроены не так глумливо, мистер Холмс, если бы сами столкнулись с этими вещами. Вы считаете, насколько я понял, что молодой человек будет находиться в Девоншире в такой же безопасности, что и в Лондоне. Он приезжает через пятьдесят минут. Итак, ваш совет?

– Я советую, сэр, взять кэб 26 26 Кэб ( англ. cab) – конный экипаж в Лондоне. , позвать вашего спаниеля, который скребётся у моей входной двери, и проследовать на вокзал «Ватерлоо» для встречи сэра Генри Баскервилля.

– А потом?

– А потом вы ничего ему не говорите до тех пор, пока я всё не обдумаю.

– А сколько времени понадобится вам на обдумывание?

– Двадцать четыре часа. Завтра, в десять часов, доктор Мортимер, я буду очень обязан вам, если вы позвоните в мою дверь, и я смогу составить планы на ближайшее будущее, а также, если вы привезёте с собой сэра Генри Баскервилля.

– Я так и сделаю, мистер Холмс. – Он торопливо записал, чтобы не забыть, время встречи у себя манжете и поспешил к выходу своей немного странной походкой рассеянного человека. Холмс остановил его возле ступенек.

– Ещё только один вопрос, доктор Мортимер. Вы сказали, что до сэра Чарльза ещё несколько человек видели это привидение на болоте?

– Три человека.

– А после смерти сэра Чарльза?

– Ничего не слышал об этом.

– Спасибо. Хорошего утра!

Холмс возвратился на своё место, его глаза тихо светились от подсознательной радости, которая всегда показывала, что перед ним стояла задача, достойная его гения.

– Идёте прогуляться, Уотсон?

– Да, поскольку едва ли я могу быть вам чем-нибудь полезен.

– Напротив, мой дорогой друг, настал час, когда я вынужден обратиться к вам за помощью. Случай, с которым мы имеем дело, просто великолепен и по-настоящему уникален со всех точек зрения. Когда будете проходить мимо магазина Брэдли, пожалуйста, скажите там, чтобы мне прислали фунт 27 27 1 фунт ≈ 409,51 г. самого крепкого чёрного табаку. Спасибо! Было бы очень мило с вашей стороны, если бы вы оказали мне ещё одну любезность и погуляли бы до вечера. После этого я буду весьма рад обменяться впечатлениями об этой истории, которую мы услышали сегодня утром.

Я знал, что уединение и одиночество были совершенно необходимы для моего друга в те часы предельной концентрации умственных способностей, когда он обдумывал каждую деталь происшествия, выстраивал альтернативные теории, сталкивал их одну с другой и отделял существенное от несущественного. Поэтому я провёл день в клубе и не возвращался на Бейкер-Стрит до вечера. Было около девяти часов, когда я вновь очутился в нашей гостиной.

Когда я открыл дверь, мне сначала показалось, что у нас пожар, потому что комната была так полна дыму, что свет лампы, которая висела над столом, был едва виден. Но, войдя, я всё-таки успокоился, поскольку это был всего лишь невообразимый дым от крепкого и грубого табака, который сдавил мне горло и вызывал у меня кашель. Сквозь дым я с трудом различил очертания фигуры Холмса, который сидел в своём халате, свернувшись в кресле, и сжимая во рту чёрную глиняную трубку. Вокруг было разбросано несколько рулонов бумаги.