Артур Конан Дойль: Побелевший кавалерист

«Вы должны отнести ее, сэр, на счет моей искренней любви к вашему сыну».

«Вот-вот. Я уже сделал все возможные скидки на это. Однако должен просить вас прекратить эти розыски. У каждой семьи есть собственные секреты и собственные побуждения, которые не всегда следует объяснять посторонним, даже преисполненным наилучших намерений. Моя жена очень хочет узнать что-нибудь о прошлом Годфри, и это в ваших силах, но прошу вас не касаться настоящего и будущего. Такие розыски, сэр, не служат никакой полезной цели и ставят нас в щекотливое и трудное положение».

– Так я оказался в тупике, мистер Холмс. Ничего сделать было нельзя. Мне оставалось только притвориться, будто я смирился, а про себя поклясться не успокаиваться, пока не выяснится, что же произошло с моим другом. Вечер тянулся скучно. Мы втроем тихо пообедали в мрачной старой комнате, где все выцвело. Хозяйка дома жадно расспрашивала меня о своем сыне, но старик выглядел угрюмым и подавленным. Я так изнывал, что, едва позволили приличия, извинился и ушел в отведенную мне спальню – большую, почти не обставленную комнату на первом этаже, – такую же мрачную, как остальной дом, но после ночевок посреди вельда на протяжении года, мистер Холмс, перестаешь обращать внимание на такие пустяки. Я раздернул занавески и, выглянув в сад, заметил, что ночь выдалась ясная и месяц в небе светил ярко. Затем я сел у пылающего огня с лампой на столике возле меня и попытался отвлечься, открыв роман. Однако мне помешал Ральф, старый дворецкий, вошедший с ведерком угля.

«Подумал, ночью вам может не хватить, сэр. Погода морозная, а эти комнаты давно не топлены».

Он замялся возле двери, а когда я оглянулся, то увидел, что он стоит передо мной с грустным выражением на морщинистом лице.

«Прошу прощения, сэр, да только я же не мог не слышать, как вы за обедом говорили про молодого хозяина, про мастера Годфри. Знаете, сэр, моя жена его вынянчила, так что я ему вроде как приемным отцом прихожусь. Ну, и понятно, что мы интересуемся. Значит, сэр, он хорошо себя показал?»

«В полку храбрее никого не было. Один раз он вытащил меня из-под бурских пуль, не то, наверное, меня бы сейчас тут не было».

Старый дворецкий потер сморщенные ладони.

«Да, сэр, да, уж он такой был, мастер Годфри. Отважней некуда. В парке, сэр, не найти дерева, на которое он бы не залезал. Никак его не остановишь. Был он редким пареньком… и, ах, сэр, редким мужчиной».

Я вскочил на ноги.

«Послушайте! – крикнул я. – Вы говорите, что он БЫЛ! Говорите так, будто он умер. Что за тайны? Что сталось с Годфри Эмсуортом?»

Я ухватил старика за плечо, но он отпрянул.

«Не понимаю, об чем вы, сэр. А про мастера Годфри хозяина спросите. Он знает. И не мне вмешиваться».

Он шагнул к двери, но я удержал его за локоть.

«Слушай, – сказал я, – ты ответишь на один вопрос до того, как выйдешь отсюда. Даже если я тебя всю ночь продержу. Годфри умер?»

Он не мог смотреть мне в глаза. Был как загипнотизированный. Ответ был вырван из его уст. Ответ ужасный и неожиданный.

«Господи, да лучше бы он умер!» – вскричал он, вырвался и выскочил из комнаты.

Вы понимаете, мистер Холмс, что я вернулся в кресло не в самом радужном настроении. Слова старика, казалось мне, могли иметь только одно истолкование. Очевидно, мой бедный друг оказался замешанным в чем-то преступном или по меньшей мере бесчестном, позорящем семейное имя. Суровый старый полковник отослал сына, спрятал его, чтобы избежать скандала. Годфри был бесшабашный малый. Он легко подпадал под влияние окружающих. Без сомнения, он попал в скверную компанию, и это его погубило. Если так, положение было прискорбным, тем не менее долг требовал разыскать его и выяснить, не могу ли я чем-нибудь ему помочь. Я прикидывал, с чего начать, как вдруг, подняв голову, увидел перед собой Годфри Эмсуорта!

Мой клиент смолк, как человек во власти сильного чувства.

– Прошу вас, продолжайте, – сказал я. – В вашей проблеме есть некоторые необычные моменты.

– Он был за окном, мистер Холмс, и прижимал лицо к стеклу. Я сказал вам, что выглядывал в сад и не задернул занавески. Его фигура вырисовывалась в просвете между ними. Окно почти достигает земли, и он был виден мне во весь рост, однако мой взгляд приковало его лицо. Оно было смертельно бледным – никогда еще я не видел человека столь белого. Пожалуй, так выглядят привидения, но его глаза смотрели в мои, и это были глаза живого человека. Заметив, что я смотрю на него, он отпрыгнул и исчез во мраке.