Джозефина Белл - Смерть на каникулах

– Соня будет играть? – спросила Хилари, когда все собрались в зале возле сцены.

Все глаза обратились к Джорджу.

– Ох, должна бы, – ответил он. – Мне кажется, она достаточно нам напакостила, чтобы хотя бы теперь не дать утонуть.

– Не имея трех женщин, мы не справимся, – твердо заявил Найджел. – Виолу или Оливию не вычеркнешь, а если вычеркнуть Марию, разваливается весь заговор Мальволио.

– Фабиан сможет перекроить сюжет. Но при этом вещь сильно испортится.

– Соня должна будет играть, – повторила Хилари Стоктон. – Ты же можешь ее заставить, Найджел?

– С чего вдруг?

Хилари посмотрела на его спокойное невозмутимое лицо и, к собственному смущению, покраснела.

– Я могу подавать реплики за Оливию, если ты хочешь, Джордж, – быстро сказала она, чтобы скрыть неловкость.

– Хорошо, но давайте, ради всего святого, двигаться дальше. Не мусолить же нам это всю ночь.

Репетиция вскоре покатилась по накатанной колее, и в отсутствие Фентонов царил непривычный мир, просвет в том напряжении, которое раньше неизбежно сопутствовало таким ситуациям. Но все же день выдался очень жаркий, и, когда был объявлен первый перерыв, все уже измотались. Мужчины сбросили пиджаки и закатали рукава. Джоан и Хилари тоже страдали от жары, хотя и были в легких платьях.

– Как вы выдерживаете пиджаки в такую погоду? – осведомилась Хилари.

– Никак, – ответил Найджел. – Нам пришлось их надеть в угоду школьному воскресенью. Спроси Джорджа: он сказал, что мне нельзя надевать в церковь сандалии, чтобы не шокировать родителей. Думаю, он преувеличил. В конце концов, я хотя бы ногти на ногах не крашу.

– Хам! – ответила Джоан, повертев пухлой ножкой с алым педикюром. – Но Джордж – он именно такой, да. Мне запретил брюки по той же причине. – Она обратилась за поддержкой к Эдуарду Гэшу: – Разве родители возразили бы против девушки в брюках? Я наперед знаю, что нет.

– На перед они не очень смотрят, – без улыбки ответил Гэш. – Куда больше внимания обращают на зад. А ведь ты, милая Джоан, не сильфида, как тебе известно.

– А ты не джентльмен! – Джоан набросилась на него, изображая ярость, и он выставил руки, будто защищаясь. Она поймала его за руку и вцепилась, задрав рукав еще выше. – Эдуард, что это ты с собой сделал? У тебя на руке колоссальный синяк! Больно? Как тебя угораздило?

– Стукнулся о стол в музее, когда ходил к Митчеллу, – натянуто ответил Эдуард Гэш, отодвигаясь от Джоан и опуская рукав, чтобы скрыть лиловое пятно над локтем.

– У него это с вечера пятницы, – небрежно сообщил Найджел Трент.

Гэш яростно обернулся к нему:

– Неправда! В субботу днем, когда был у Митчелла.

– Да ладно, не кипятись. Но понимаешь, наш нынешний приют не так просторен, чтобы я, валяясь рядом с тобой на раскладушке, мог не заметить синячище таких размеров.

Джордж Лемминг сказал задумчиво:

– Эти витрины в музее отличаются весьма острыми краями. Так что, репетируем следующую сцену? У нас зал только до пяти.

Джоан и Хилари стояли, ожидая своих реплик. Они видели, что Гэш очень бледен и свои слова произносит с усилием.

– Интересно, когда он на самом деле ушиб руку? – шепнула Джоан.

– В пятницу вечером, говорит Найджел.

– Вот именно.

– А не хочешь рассказать своему обаятельному доктору? Очень хороший повод еще раз с ним увидеться.

– Наверное, хочу. Но он не мой обаятельный доктор, он влюблен в свою жену, благослови его Господь.

– Вот как?

Первую половину воскресенья инспектор Митчелл лично координировал усилия своих людей по поиску орудия, которым были нанесены травмы Роберту Фентону. Но даже его живой ум и личное наблюдение не дали результатов. Приличное количество подходящих предметов было отвергнуто после осмотра. Однако инспектор был убежден, что орудие убийства не могло оказаться слишком уж далеко от школьных зданий. Если считать, что виновный – член труппы, и даже добавив в число подозреваемых мистера Скофилда, невозможно себе представить, чтобы за такое короткое время предмет отнесли на слишком большое расстояние. Те члены труппы, у которых были и мотив, и возможность, почти все время (за вычетом считаных минут) находились на глазах у коллег. Да, Эдуард Гэш исчез в ночи вскоре после обнаружения раненого актера и оставался вне поля зрения примерно три четверти часа. Ему могло бы хватить времени прошагать по дороге и сбросить орудие убийства в местный пруд или какую-нибудь рощицу. Но правдоподобно ли, чтобы человек в костюме Мальволио и с тяжелым предметом в руке остался незамеченным на большой дороге? В момент обнаружения раненого было уже темно. Автомобили ехали с включенными фарами и не могли бы пропустить столь странное явление. И уж наверняка человек, проявивший такое хладнокровие в убийстве, имевший настолько стальные нервы, что спокойно доиграл спектакль до выхода на поклоны, не потерял бы голову до такой степени, чтобы пойти на невероятный риск.