Джозефина Белл - Смерть на каникулах

– Об этом позвольте судить мне. Расскажите, с какой стороны вы подошли к машине.

– Через директорский сад. Спектакль еще шел, я его слышал и решил не ехать мимо зала, чтобы не шуметь, а по дороге вернуться к передней аллее. Мой гараж на той ее стороне, за кустами возле ворот.

– Понимаю. Полагаю, вы не знаете точно, который был час?

– Не знаю. Это было после второго антракта.

– Выйдя из машины, вы не видели кого-нибудь на задней аллее? Никто не входил в музей?

– Нет. Но возле моей машины крутился Билли Олдфилд. Это…

Инспектор подался вперед:

– Про Билли я знаю. Вы уверены, что не входили в музей? Например, чтобы найти свою булаву?

– Я не входил в музей.

Голос мистера Скофилда был тверд, и глаз он не отвел.

– Ну хорошо. – Митчелл захлопнул блокнот. – Пока я вас не буду больше беспокоить, мистер Скофилд. Но если вы вспомните что-нибудь существенное, вы же знаете, где меня найти?

Когда мистер Скофилд вышел из музея на яркое солнце, служба в церкви только что закончилась. С толпой выходящих родителей он разминулся, пройдя через дверь на сцену прямо в школьный зал, а оттуда – в опустевшую учительскую.

Родители на передней аллее поджидали детей, которые вернулись в дортуары сменить итонские костюмы на более подходящую одежду для пребывания на природе. Джилл, с торжественным печальным лицом, в сопровождении чисто вымытого Николаса, беседовала с миссис Кокер.

– Какую хорошую проповедь произнес мистер Крэнстон, – сказала та, помахав рукой Кокеру-самому-младшему, который смотрел на нее из окна ближайшего дортуара, забыв о переодевании. – Пора бы моему младшенькому встряхнуться. Остальные все делают быстро и сердятся, что он вечно нас задерживает.

– Думаю, это потому, что он очень тщательный, – ответила Джилл. – И Никки такой же. Да, мне тоже понравилась проповедь, но я вообще люблю мистера Крэнстона. Дэвид говорит, что он идеальный пример красоты и ограничений ненаучного ума.

Миссис Кокер была несколько шокирована.

– Кстати, о красоте, – сказала она, понизив голос. – Вы видели в церкви этого молодого артиста? Он произвел настоящую сенсацию.

– Я ни на что другое смотреть не могла, – ответила Джилл.

Она не стала добавлять, что служба стала для нее фоном чисто эстетического восторга, который она испытала, разглядывая этого человека. Он сидел с Джорджем Леммингом в заднем ряду на противоположной от нее стороне, его светлые волосы сияли на фоне холодного серого камня церковной стены. Когда он пел гимны с явным удовольствием и знанием их, его лицо поднималось к окнам и он походил на юного серафима. «Вот человек искусства», – подумала Джилл. Был он молод, красив и «владел музыкой». Чистый баритон Найджела вместе с тенором Джорджа Лемминга расцвечивал дисканты школьного хора и связывал воедино нестройное бормотание родителей. Да, Найджел и правда владел музыкой.

– Они пока совсем не продвинулись, полагаю? – спросила миссис Кокер. – Я так переживаю за миссис Ридсдейл!

Ее сыновья шумно подбежали к ней и увели прочь. Джилл обнаружила напротив себя профессора Притчарда.

– Доброе утро, миссис Уинтрингем. Ваш муж бесславно сбежал или же срочные исследования не позволяют ему посетить церковь?

– Исследования, – кратко ответила Джилл. – Но не по основной работе: некоторое побочное ответвление.

– Поразительно, что у него есть на это время, – примирительно произнес профессор. – Я забыл ему вчера сказать, что очень заинтересовался его последней статьей. Вы могли бы ему передать, если не запамятуете? Я бы хотел еще спросить…

Тут за его широкой спиной появились Брюс Притчард и Алистер Уинтрингем и резко остановились.

– А, вот и ты! – сказал профессор. – Теперь можно ехать.

– Вот незадача! – произнес Алистер. – А где дядя Дэвид?

– Не знаю, – ответила Джилл. – Он тебе нужен?

– Ну да, вообще-то. То есть на самом деле Брюсу… А где мама?

– Разговаривает с другой матерью – вон там, видишь? Не знаю, кто это.

– Миссис Тейлор. Господи, как жалко, что нет дяди Дэвида!

Он что-то быстро зашептал Брюсу Притчарду. Последний мрачно кивнул.

– Какой-то тут заговор, – заметил профессор, обращаясь к Джилл. – Вчера я Брюса вообще почти не видел.

– Заставьте его все рассказать вам за ленчем, – предложила Джилл.

Профессор вздохнул. Брюс вообще редко что-нибудь ему рассказывал. Может быть, потому, что у него, бедного мальчика, нет матери, а брат только один, да и тот намного старше. Как многие профессора, мистер Притчард мало что понимал в жизни за пределами своей области, то есть биохимии. В силу этого он очень сентиментально относился к тому, что являлось в большой степени вопросом наследственности. Хотя у самого профессора в детстве и юности имелся полный набор родителей плюс несколько братьев и сестер, он был ребенком замкнутым и молчаливым, поглощенным наблюдениями, интересными лишь ему и ненужными окружающим.