Анатолий Шаров - У остывшей реки

«Руководить – не руками водить. А тут у Балеруна получалось не очень. Правда, в районе его ценили. Все справки, отчёты, составлял грамотно и вовремя. А вот селяне ругали главу за разбитые дороги, многократно обещанный, но так и не проведённый газ, за дырявый водопровод, месяцами не работающие колонки, заросшие пруды. Всё решалось со скрипом, а то и вовсе тонуло в пустых обещаниях и отписках. На второй срок его бы точно прокатили. … Титов так и сделал. За неделю до дня голосования привёз пару самосвалов строительного мусора, засыпал дорожные ухабы. На собраниях говорил, что вопрос с газом практически решён, готовьтесь ломать печи…». («Валерун»).

Без жизненного опыта в прозе невозможны – нет, не сюжеты – их можно заимствовать из застольных пересказов и даже газет, без зрелости у прозаика не получаются герои. Персонажи. Те участники нравственного конфликта, из которого рождается произведение, те носители добра и зла, которых не только понимаешь, и не просто узнаёшь как знакомых, а которым сопереживаешь, сочувствуешь, даже если они далеки от идеала. Здесь Шаров тоже мастер. Персонажи его рассказов столь живы, материально телесны и явно имеют реальных прототипов, что видно, как сам автор ловит удовольствие выписывая типажи. Силаев, Светлана, Валерун, Угрюм-река и Багратион, вековуха – семидесятилетняя дева Лена, Хлыст, Вадим, Валька-путанка – они легко узнаются, сразу заполняют собой воображение, хотя выписаны в два-три штриха, но каких точных штриха:

«Костюков был скуп на слова, основательный и упорный. Если возьмётся за сломанную железяку, обязательно выправит поломку, чего бы это ему не стоило. Из любой, казалось бы безвыходной ситуации находит выход». … «Верхняя серебристая пуговичка кофточки была как бы небрежно, но не вызывающе, расстёгнута, и чуть ниже угадывалось то, о чём Силаев давным-давно сочинил стихи, которые выучил наизусть весь курс». … «Хлюст». Может, оттого его так величают, что был Ваня высокий, поджарый, жилистый. И уж такой живой, вёрткий! Конечно, когда выпимши. Не ходил – вышагивал, как будто танцор, как будто не сгибая колен». … «В качестве свадебного генерала привезли с собой министерского начальника. Лет тридцати пяти, солидный молодой человек, немногословный, с неторопливыми манерами, прикатил на чёрном «Майбахе» с модельной красоткой».

Особо хочется отметить умение писателя, ни на мгновение не покачнувшись в своих нравственных установках, более того, во всех своих произведениях активно и доказательно утверждать непреложные ценности: честность, стойкость, дружбу, профессионализм, самоотверженность, и при этом не впасть в дидактичность, обойти морализаторство, доказывая и утверждая свои убеждения чисто художественно. Анатолий Шаров как бы вот так просто, как бы сам при этом оставаясь в стороне, поведение своих героев выводит на суд читателя. И здесь, опять же, нам открывается ещё одна грань его писательского мастерства: эта отстранённость, умение вывести персонажи на суд именно не авторской, а читательской совести.

То есть, писатель вроде как просто рассказывает, даже пересказывает некую историю, довольно типичную, во многом известно повторяющуюся, но читатель, погрузившись, уже через своё сопереживание сам решает, сам выносит приговор осуждения или оправдания героям этой истории. Вот, например, как могут два человека, да с одним именем, лишь ради шутки разведённом ударением на Виктор и ВиктОр, выросшие в одной среде, воспитанные одной школой, при переходе социума в иной политико-экономический строй, так разойтись личностно: один стоит в своих убеждениях, упирается в непреложность понятий справедливости, другой легко, более того – радостно поддаётся соблазнам безнравственности и гибнет, губя всё вокруг себя. Губит, ведь Земля – нравственный сотрудник человеку, и она цветёт или пустынится его делами.

Суд справедливости и совести – неотвратимый суд. И потому даже «правильный мэр» Силаев неотвратимо погибнет от своих предательств в жизни личной. Такая чёткая авторская ориентированность относительно вечных ценностей превращает обыкновенные истории современности в притчи, не имеющие привязки ко времени, равно понимаемые и принимаемые читателем и из прошлого века и века будущего. Поэтому от каждого прочитанного рассказа в сознании и душе читателя тянется долгий, плотный памятный шлейф из мыслей и переживаний. Герои Анатолия Шарова не отпускают, требуют продолжения своих историй. Отсюда повторю пожелание, просьбу, точнее даже, требование к писателю Анатолию Шарову: решиться и потратиться временем, силами, здоровьем на создание эпического полотна нашей жизни. Ему по силам роман. С развёрнутыми пейзажами России, с многообразием типов русского народа. С нашими болями и радостями, бедами и победами.