Гастон Леру - Тайна желтой комнаты. Заколдованное кресло

Господин Станжерсон сделал над собой видимое усилие.

– Да, сударь, – признался он в конце концов. – Вы правы. Лучше вам знать это. В противном случае, если я скрою этот факт, он может показаться значительным. Господин Робер Дарзак, я полагаю, придерживается того же мнения.

Господин Дарзак, бледность которого в эту минуту показалась мне совершенно ненормальной, подал знак, что он согласен с профессором. Если господин Дарзак ответил только знаком, то это, думается, потому что он не в силах был произнести ни слова.

– Так знайте, господин начальник полиции, – продолжал господин Станжерсон, – что моя дочь поклялась никогда не оставлять меня и держала свое слово, несмотря на все мои уговоры, поскольку я не раз пытался склонить ее к замужеству, ибо видел в этом свой долг. Мы знаем господина Робера Дарзака с давних пор. Господин Робер Дарзак любит мою дочь. Мне казалось, по крайней мере какое-то время, что он тоже любим, ибо не так давно из уст самой дочери я с радостью узнал, что она наконец согласилась на замужество, которого я желал всей душой. Я уже немолод, сударь, и признаюсь: то был благословенный час, когда я понял, что после моей смерти рядом с мадемуазель Станжерсон останется человек большого сердца, которого я люблю и уважаю за его знания, что он будет любить ее и продолжать вместе с ней нашу общую работу. И вот, господин начальник полиции, за два дня до преступления моя дочь объявила мне, что она не выйдет замуж за господина Робера Дарзака. В чем тут дело, я понятия не имею.

Повисло тягостное молчание. Минута была решающая. Господин Дакс продолжал:

– И мадемуазель Станжерсон никак не объяснила вам своего решения, не сказала, по какой причине?

– Она упирала на то, что теперь слишком стара, чтобы выходить замуж… что она слишком долго ждала… что, хорошенько подумав… Сказала, что она уважает и даже любит господина Робера Дарзака, но что лучше, если все останется, как прежде… Будем продолжать жить по-старому… что она будет счастлива, если узы чистой дружбы, связывающие нас с господином Робером Дарзаком, соединят нас еще теснее, но что, само собой разумеется, о замужестве и речи больше не пойдет.

– Все это довольно странно! – прошептал господин Дакс.

– Странно, – повторил господин де Марке.

– Уверяю вас, с этой стороны, сударь, вы не найдете мотива преступления, – с тусклой, ледяной улыбкой произнес господин Станжерсон.

– Во всяком случае, – не допускающим возражения тоном изрек господин Дакс, – не воровство же является мотивом преступления!

– О! Мы в этом не сомневаемся! – воскликнул судебный следователь.

В этот момент дверь лаборатории распахнулась, и бригадир жандармерии подал судебному следователю визитную карточку. Господин де Марке прочитал, что на ней было написано, и что-то глухо проворчал, затем сказал вслух:

– Ну нет, это уж слишком!

– В чем дело? – спросил начальник полиции.

– Визитная карточка какого-то репортера из газеты “Эпок” – Жозефа Рультабия. На ней написано: “Одним из мотивов преступления была кража!”

Начальник полиции улыбнулся:

– A-a! Молодой Рультабий… Я уже слышал о нем… Он слывет ловкачом… Пускай войдет, господин судебный следователь.

И господина Жозефа Рультабия пригласили войти.

Я познакомился с ним в поезде, на котором сегодня утром мы приехали в Эпине-сюр-Орж. Он чуть ли не силой ворвался к нам в купе и, должен признаться, своими манерами, своей развязностью и самомнением – ему, видите ли, казалось, будто он что-то понимает в деле, в котором и правосудие-то не может разобраться, – сразу вызвал у меня раздражение. Я не люблю журналистов. Это большие путаники, отчаянные головы, от которых следует бежать, как от чумы. Такого сорта люди считают, что им все позволено, и ни к чему не питают уважения. Стоит только, на свое несчастье, дать им малейшую поблажку и подпустить к себе, и уже не знаешь, как от них избавиться, так и жди какой-нибудь неприятности. Этому на вид было никак не больше двадцати, и бесцеремонность, с которой он осмелился расспрашивать нас и спорить с нами, вызвала у меня самое настоящее отвращение. В общем, его манера разговаривать свидетельствовала о том, что он без всякого стеснения издевается над нами. Я отлично знаю, что “Эпок” – орган весьма влиятельный, с которым надо уметь ладить, однако газета эта вполне могла бы обойтись без младенцев в своем редакторском составе.

Итак, господин Жозеф Рультабий вошел в лабораторию, поклонился нам, дожидаясь, пока господин де Марке потребует от него объяснений.