– Да не один был выстрел, а два. Вот видите, вы опять лжете. Если вы слышали один выстрел, то должны были слышать и второй!
– Боже мой, господин следователь, мы услыхали только второй. Наверное, мы еще спали, когда раздался первый…
– Ну уж нет, стреляли два раза! – вмешался папаша Жак. – Я-то знаю, что все патроны в моем револьвере были целы, а потом мы нашли две гильзы и две пули, да и за дверью мы слышали два выстрела – правда, господин Станжерсон?
– Да, – подтвердил профессор, – два выстрела из револьвера. Сначала один – глухой, потом второй – погромче.
– Зачем же вы продолжаете отпираться? – воскликнул господин де Марке, поворачиваясь к сторожу и его жене. – Полиция, по-вашему, глупее вас?! Все говорит о том, что вы были снаружи, возле флигеля, когда произошла трагедия. Что вы там делали? Не хотите сказать? Так вот, ваше молчание свидетельствует о вашем соучастии! И я со своей стороны, – заявил он, обращаясь к господину Станжерсону, – я со своей стороны не могу объяснить исчезновение убийцы иначе как с помощью этих двух сообщников. После того как дверь выбили, – а вы, господин Станжерсон, целиком были заняты вашей прекрасной дочерью, – сторож и его жена помогли бежать этому негодяю, который проскользнул, спрятавшись за них, к окну в прихожей и выпрыгнул в парк. Сторож закрыл за ним и окно, и ставни. Ибо, в конце-то концов, не могли же эти самые ставни закрыться сами собой! Вот к какому выводу я пришел… Если кто-нибудь придумал что-то другое, пусть говорит!
– Этого не может быть, – возразил господин Станжерсон. – Я не верю ни в виновность моих сторожей, ни в их соучастие, хотя и не понимаю, что они делали в парке в такой поздний час. Повторяю: этого не может быть, во-первых, потому что сторож держал лампу и, не сходя с места, стоял на пороге комнаты; во-вторых, потому что сам я, как только была выбита дверь, опустился на колени возле тела моей дочери, а выйти из комнаты или войти в нее через эту дверь нельзя было, иначе как переступив через тело Матильды и задев при этом меня самого! Это немыслимо, утверждаю я, потому что когда папаша Жак и сторож заглянули в комнату и под кровать, как сделал это я, войдя туда, им сразу стало ясно: в комнате никого, кроме моей умирающей дочери, нет.
– Что думаете по этому поводу вы, господин Дарзак, ведь вы еще ничего не сказали? – спросил следователь.
Господин Дарзак ответил, что он ничего не думает.
– А вы, господин начальник полиции?
Господин Дакс, начальник полиции, до этой минуты лишь слушал собравшихся и изучал обстановку. И только теперь наконец он соизволил разжать губы.
– В ожидании, пока отыщут преступника, необходимо установить мотивы преступления. Полагаю, это продвинет нас немного, – заметил он.
– Господин начальник полиции, – поспешил вмешаться господин де Марке, – преступление, как мне кажется, совершено из чувства низкой ревности. Следы, оставленные убийцей, грубый платок и грязный берет – все это наводит на мысль о том, что злодей отнюдь не принадлежит к высшему классу общества. Возможно, сторож и его жена просветят нас на этот счет.
Повернувшись к Станжерсону, Дакс продолжал невозмутимым тоном, который, на мой взгляд, свидетельствует о крепком уме и сильно закаленном характере:
– Мадемуазель Станжерсон собиралась, насколько я понимаю, в скором времени выйти замуж?
Профессор бросил горестный взгляд на господина Робера Дарзака.
– Да, за моего друга, которого я счастлив был бы назвать своим сыном… за господина Робера Дарзака…
– Мадемуазель Станжерсон чувствует себя много лучше и очень скоро оправится от ран. Так что эта свадьба, насколько я понимаю, всего лишь отложена, не так ли, сударь? – продолжал настаивать начальник полиции.
– Надеюсь…
– Как! Вы в этом не уверены?
Господин Станжерсон молчал. Господин Робер Дарзак казался взволнованным, я заметил, как дрожала его рука, державшая цепочку часов, ибо от меня ничего не скроешь. Господин Дакс кашлянул, как это делал господин де Марке, когда бывал в замешательстве.
– Поймите меня, господин Станжерсон, – сказал он, – в таком запутанном деле мы ничего не должны упускать, мы обязаны знать все, вплоть до малейшей, самой незначительной детали, имеющей отношение к пострадавшей… Какая-нибудь мелочь, на первый взгляд сущий пустяк, и то… Что же заставляет вас сомневаться – и это теперь, когда мы почти уверены в возвращении к жизни мадемуазель Станжерсон, – что заставляет вас сомневаться в возможности этой свадьбы? Вы сказали: «Надеюсь». Надежда эта кроет, на мой взгляд, некое сомнение. Почему вы сомневаетесь?
Читать дальше