Морис Леблан - Сочинения в трех томах. Том 1

Не выпуская коробочки из рук, Эстрейхер смотрел с улыбкой на Доротею. Он думал, что она растеряется, начнет просить пощады. Но он слишком плохо знал ее. Ни один мускул не дрогнул в ее лице, взгляд оставался твердым и вызывающим. Казалось, она говорила без слов: «Попробуй выдать меня. Одно слово — и ты погибнешь».

Эстрейхер пожал плечами и, обернувшись к бригадиру, сказал:

— Ну-с, бригадир, довольно. Поздравляем нашу милую директрису с благополучным исходом. Фу, черт возьми, какая неприятная процедура.

— Не следовало ее затевать, — ответила графиня, подходя к фургону вместе с мужем и Дювернуа.

— Да, теперь это ясно. Но у нас с вашим мужем были сомнения, и нам хотелось их рассеять.

— Значит, серег не нашли? — спросил граф.

— Нет. Никаких признаков… Вот только странная вещица, с которой играл капитан Монфокон. Мадемуазель Доротея разрешит ее взять, не правда ли?

— Да, — твердо ответила Доротея.

Эстрейхер протянул графине коробочку, которую он успел тщательно перевязать.

— Будьте добры, графиня, сохранить у себя эту вещицу до завтра.

— Почему я, а не вы?

— Потому что так лучше. У вас она будет сохраннее. А завтра мы ее откроем.

— Хорошо, если вы так настаиваете.

— Да, пожалуйста.

— И если мадемуазель Доротея ничего не имеет против.

— Наоборот, графиня, — ответила девушка, рассчитывая выиграть время. — Я присоединяюсь к просьбе господина Эстрейхера. В коробочке нет ничего интересного, кроме ракушек и морских камешков. Но так как мсье Эстрейхер — очень любопытный и недоверчивый человек, отчего не доставить ему этого маленького удовольствия.

Оставалось выполнить еще одну формальность, которой бригадир придавал большое значение: надо было проверить документы комедиантов. На обыск он смотрел сквозь пальцы, но в этом был строг не на шутку.

Он потребовал предъявить паспорта, разрешения на устройство представлений и квитанции об уплате налогов. Супруги де Шаньи тоже были заинтригованы. Им очень хотелось узнать, кто эта девушка, разгадавшая их фамильную тайну, откуда она и как ее зовут. Им казалось странным, что интеллигентная, воспитанная и очень неглупая барышня превратилась в бродячую фокусницу и кочует с места на место с какими-то неведомыми мальчуганами.

Рядом с фургоном была оранжерея. Туда и направился бригадир для проверки бумаг.

Доротея достала из чемодана конверт, вынула испещренную штемпелями и надписями бумагу, со всех сторон обклеенную гербовыми марками, и протянула ее бригадиру.

— И это все? — спросил он, прочитав бумагу.

— Разве этого мало? Сегодня утром в мэрии секретарь нашел все в порядке.

— Они всегда находят все в порядке, — проворчал бригадир. — Что это за имена: Кастор, Поллукс? Это клички, а не имена! Так называют только в шутку. Или это: «Барон де Сен Кантэн, акробат».

Доротея улыбнулась.

— Ничего нет странного. Он сын часовых дел мастера из города Сен Кантэна, а фамилия его Барон.

— Тогда… нужно взять разрешение у отца на право ношения фамилии.

— К сожалению, это немыслимо.

— Почему?

— Его отец погиб во время германской оккупации.

— А мать?

— Умерла. Он — круглый сирота. Англичане усыновили мальчика, и в момент заключения мира он был поваренком в госпитале Бар Ле Дюк, где я служила сиделкой. Я его пожалела и взяла к себе.

Бригадир снова что-то буркнул, но к Кантэну больше не придирался и продолжал допрос:

— А Кастор и Поллукс?

— Про них я ничего не знаю. Знаю, что в 1918 году, во время германского наступления на Шалонь, они попали в линию боев. Французские солдаты подобрали их на дороге, приютили и дали эти, как вы выражаетесь, клички. Они пережили такое ужасное потрясение, что совершенно забыли свое прошлое. Братья они или нет, где их семьи, как их зовут — никто не знает. Я их тоже пожалела и взяла к себе.

Бригадир был окончательно сбит с толку. Он еще раз посмотрел в документ и сказал насмешливым и недоверчивым тоном:

— Остается господин Монфокон, капитан американской армии и кавалер военного ордена.

— Здесь, — важно отозвался карапуз, став во фронт, руки по швам.

Доротея подхватила капитана на руки и крепко расцеловала его.

— О нем известно столько же. Четырехлетним крошкой жил он со взводом американцев в передовых окопах под Монфоконом. Американцы устроили ему люльку из мехового мешка. Однажды взвод пошел в атаку. Один из солдат посадил его себе на спину. Атака была отбита, но солдата недосчитались. Вечером снова перешли в наступление и, когда захватили вершину Монфокон, на поле нашли труп солдата, а ребенок спал рядом с убитым в своем меховом мешке. Полковой командир тут же наградил мальчика орденом за храбрость и назвал Монфоконом, капитаном американской армии. Потом хотели увезти его в Америку, но Монфокон отказался: он ни за что не хотел расставаться со мной — и я взяла его к себе.