Екатерина Дорофеева - Тебя зовут Макс

– Что случилось? – спросила она.

В ее голосе определялось нескрываемое пренебрежение, видимо от того, что я нарушил покой ночной смены своим внезапным криком.

– Голова болит страшно, – пожаловался я, – можно таблетку?

– Можно, – буркнула она, развернулась и вышла из палаты, хлопнув дверью.

Спустя минуту «ночная фея» появилась снова, молча кинув на стол возле моей кровати обещанную таблетку и поставив стакан воды, из которого выплеснулись капли. Вступать в конфликт я не имел никакого желания. Быстро выпил лекарство и извинился перед медицинской сестрой, что потревожил ее. Я поймал острый ненавидящий взгляд «ночной феи». За что? Вроде бы не успел еще сделать ей что-то плохое. Или успел? То, что я услышал дальше, полностью выбило меня из колеи и повергло в шок.

– Возятся тут с убийцей… Андрей Иванович, добрая душа… Своими бы руками тебя убила, да мараться не хочу.

Я не нашел ни одного слова, ни одного аргумента, чтобы возразить ей. Медсестра уже выходила за дверь, а я лежал и не мог пошевелиться. Глаза устало закрылись. Передо мной снова было поле. Я снова был на нем один. Шел дождь, но капли стекали только по щекам. Где-то далеко я отчетливо слышал взрывы. Трава вокруг меня загорелась. Стало нечем дышать. Ну, вот и все. Это конец. Я поймал себя на мысли, что думаю об этом спокойно. Наверное, просто устал. За пеленой дыма я различил силуэт мальчишки. Он не убегал от меня. Грустно смотрел прямо мне в глаза и ничего не говорил. Кто-то сильной рукой выдернул меня из огненного плена, и я снова оказался в больничной палате.

– Макс, очнись! Макс! – это был Андрей Иванович. – Уфф… Ну и напугал же ты меня, дружище…

– Что со мной, док? – просипел я.

– Горишь весь. Вроде на поправку шел и на тебе… Похоже на шок, но вот что его спровоцировало – не пойму. Давай, рассказывай.

Я не знал, стоит ли ему рассказывать о моем знакомстве с «ночной феей». Андрей Иванович заметил мою неуверенность, но расшифровал ее по-своему.

– Вспомнил что-то, и рассказывать не хочешь? Есть, что скрывать от меня? Как хочешь. Там за дверью следователь топчется уже два часа. Удачи.

– Док, подожди… Не вспомнил я ничего. Просто ночью…

– Что ночью? Договаривай, раз начал.

Я выдохнул и рассказал о том, как проснулся от головной боли, о том, как звал медсестру, просил таблетку и о том, как она назвала меня убийцей. Ничего не утаил и от этого, с одной стороны, чувствовал какое-то облегчение, а с другой – ненавидел себя за жалобу на женщину, у которой наверняка был повод для ненависти к убийцам и похитителям, каким она меня считала. Док нахмурился и сжал руку в кулак, от чего его костяшки побелели.

– Ай да Елена Сергеевна… Я ей сейчас устрою…

– Андрей Иванович, не нужно. Я в порядке. А что до нее, так Бог ей судья. А вдруг я действительно и ребенка украл у родителей, и убил кого-то… Это меня больше всего мучает. Мозг отказывает в это верить, да и сердце тоже. Если правда я такой, как все говорят, так зря ты меня спасал…

– Медики клятву Гиппократа дают. Это святое. Как Библия. И каждый эту клятву чтить должен. Елене Сергеевне я обязательно про это напомню. Ты мне скажи лучше, готов с полицией общаться?

– Готов. Когда никогда, а все равно придется. Зови.

Андрей Иванович коротко кивнул и вышел за дверь. Я слышал его короткие наставления следователю о том, что мне нельзя много разговаривать и волноваться. Почти сразу в палату зашел подтянутый крепкий мужчина в штатском лет тридцати пяти с маленькими круглыми глазками, которые как-то не пропорционально располагались на его правильных чертах лица.

– Капитан Михайлюк, – представился он и протянул удостоверение, в котором я, впрочем, не успел что-либо разглядеть. – Рассказывайте.

– Что рассказывать? – спросил я.

– Не прикидывайся. Все рассказывай. Чистосердечное признание тебя от зоны не спасет, но душу облегчит. Где мальчик?

– Я не знаю. Не помню ничего.

– Это ты своему доктору заливай. Не помнишь ты… Мразь.

Во мне что-то закипело. Это чувство не могло сравниться ни с растерянностью после слов «ночной феи» Елены Сергеевны, ни, даже, с пожаром на поле из моего сна. В моем голосе появились металлические нотки и такая твердость, которую я сам от себя не ожидал.

– Капитан Михайлюк, кто Вам дал право разговаривать со мной в подобном тоне? Вы можете что-то мне предъявить? А, если окажется, что Вы ошиблись и я не тот, кого Вы ищите?

Капитан внимательно посмотрел на меня. Я не отводил взгляд. Мы оба молчали, кажется не меньше минуты. Он оценивал меня, мои слова, мои действия, и я это хорошо чувствовал. Нужно сказать, что взгляд его перестал метать молнии, хотя и дружелюбным его назвать было нельзя.