Энн Гленконнер - Убийство на острове Мюстик

Джаспер быстро согласился в том, что мы должны воспитать ребенка Эмили. Мальчишеская сторона его характера помогает ему находить общий язык с детьми, к тому же наши птенцы уже вылетели из гнезда. Они приняли появление Лили без каких-либо вопросов, однако ее детство было омрачено сначала смертью матери, а потом безразличием отца. Генри Колдер – нефтяной магнат; кажется, он свято верит в то, что основанием маленького трастового фонда выполнил свои родительские обязанности. Он редко утруждает себя контактами с дочерью. У девочки хватает денег на жизнь, однако она никогда не станет богатой, и ей не на кого опереться, кроме меня и Джаспера. И все же Лили остается оптимисткой. Она полна решимости спасти риф, и я почему-то уверена, что ничто ей в этом не помешает.

Погружаюсь в беспокойную дрему, а когда просыпаюсь, командир объявляет, что до Сент-Люсии осталось полчаса и что нас ждет болтанка из-за того, что мы проходим зону турбулентности. Самолет качается и дрожит, а время перестраивается. Сейчас уже начало шестого вечера, местное время на пять часов отстает от британского.

Мне в голову приходит мысль позвонить Джасперу, но перелет отнял у меня все силы. Я решаю отложить звонок на потом, когда посплю. В маленьком аэропорту полно народу: родственники, жаждущие поприветствовать членов своих семей, таксисты и носильщики, предлагающие за небольшую плату поднести мой багаж. Я уже собираюсь регистрироваться на следующий рейс, когда замечаю в толпе знакомое лицо. Это Саймон Пейкфилд, британский врач, замещающий нашего обожаемого доктора Банбери, который навещает родственников в Великобритании. Весь остров скучает по Банбери, ибо тот уже много десятилетий врачует наши недуги. Пейкфилд не машет мне в ответ, хотя мы с ним не раз виделись. У этого человека с бледным бесстрастным лицом и копной иссиня-черных волос странные манеры. Странность состоит в том, что с больными он ласков, а вот социальных навыков ему не хватает. Создается впечатление, будто ему гораздо приятнее общаться с людьми, когда они его пациенты, а не друзья.

Пейкфилд исчезает в толпе, а меня окликают. Ко мне через людской поток с поднятой в приветствии рукой прорывается мой давний друг Филип Эверард. Он канадский актер, и ему здорово за шестьдесят, но по внешнему виду об этом не скажешь. Филип выглядит почти так же, как в конце восьмидесятых, когда снялся в главных ролях в десятке элегантных комедий, которые штурмом взяли мир. Он из тех, кто привлекает внимание и мужчин, и женщин всех возрастов; открытый бисексуал, что только усиливает его харизму. Филип одет в голубую льняную рубашку, подчеркивающую его загар; седые волосы коротко подстрижены, а резкие черты лица кажутся более утонченными, чем всегда.

– Фил, ты, как всегда, неподражаем; ты идеальный главный герой.

– Все равно мне не сравниться с тобой. – Он улыбается и обнимает меня. – Как тебе удается сохранять такую гладкую кожу?

– Удачные гены и крем из «Хэрродс». А ты что здесь делаешь?

– Лили сказала, что ты прилетаешь, поэтому я отложил свой вылет домой. Я здесь помогал Джасперу общаться с противным архитектором-французом.

– Какой ты милый… Как Джаспер? У него всё в порядке? Я никогда не слышала, чтобы у него был такой голос, он был очень подавлен.

– Он нуждается в том, чтобы ты промокала ему вспотевший лоб, и склонен закатывать истерики, так что бизнес идет своим чередом. – У Филипа веселый вид. – Я полдня охотился за подарком для Лили.

– И что нашел?

– Серьги с пресноводным жемчугом и сочетающийся с ними браслет. Не слишком ли скучно?

– Она будет рада.

– Слава богу, что ты летишь на Мюстик, а не едешь в ту дыру, что создал Джаспер. – В речи Филипа слышится легкий французский акцент – он провел детство в Квебеке.

– И не говори, дорогой… Мой организм нуждается в водке.

– Выпивка подождет. Многие рейсы задержаны, а мы вылетаем последним. После нашего взлета они закрывают аэропорт. Сюда, очевидно, надвигается тропический шторм. Одному господу известно, почему они так всполошились, – ведь у нас тут и намека нет на это проклятое бедствие.

Фил достаточно быстрым шагом ведет меня по аэропорту, держа за руку. Мы дружим уже тридцать лет, с тех пор как он купил самую маленькую на Мюстике виллу, хотя у него было достаточно заработанных в Голливуде денег, чтобы построить дворец. Он хотел иметь убежище, куда можно было бы сбегать от папарацци, однако скромность не позволяла ему декорировать свое укромное местечко в роскошном стиле. Филип всегда был душой всех вечеринок и карнавалов; к сожалению, в последнее время он здорово сбавил темп. Я не помню, когда он в последний раз работал. Наблюдая за тем, как Фил регистрируется на наш рейс, такой деловитый и серьезный, я представляю его в роли благородного правозащитника или американского президента, придерживающегося консервативных ценностей.