Лилиан Браун - Кот, который любил Брамса

– Ну, так давай выйдем с ним.

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас.

Время от времени на Коко надевали синюю шлейку и выводили на прогулку. Двенадцатифутовый нейлоновый шнур, подарок одного из фотографов «Прибоя», служил поводком, давая коту достаточно свободы. Нередко любопытный нос и кошачья интуиция Коко приводили к открытиям, недоступным человеческой наблюдательности.

Появление шлейки вызвало шумную реакцию, и, когда все пряжки были застегнуты, Коко издал целую серию сиамских звуков, выражающих возбуждение. Юм-Юм решила, что его мучают, и громко запротестовала.

Впервые после прибытия на озеро Коко вышел из дома. Обнаружив свисающую из медного колокола веревку, он изо всех сил вытянулся, чтобы достать до неё когтем, и дернул разок-другой. Потом без колебаний повернул на восток – мимо веранды, мимо дома, обогнул песчаный прямоугольник, отмечавший место выгребной ямы, и направился дальше к лесу. Когда он добрался до ковра из сосновых игл, желудей и опавших дубовых листьев, каждый шаг стал сопровождаться треском и шорохом – звуками, незнакомыми городскому коту. Белки, кролики и бурундучки поспешно попрятались. Испуганная малиновка отчаянно пыталась отвлечь внимание непрошеного гостя от своего гнезда. Но Коко и не взглянул в его сторону – он решительно шагал по дюне, устремляясь вверх. Там, за куртиной диких вишен, стоял сарай для инструментов.

– Ну, как тебе это нравится? – шепнул Квиллер Розмари. – Идёт прямиком к сараю!

Он открыл коту дверь, и Коко перескочил через порог. Нюхнул весло от каноэ, два раза мусорное ведро.

– Скорей, Розмари! Принеси фонарик! Он висит за задней дверью.

В полумраке сарая Коко посмотрел на коллекцию банок с краской и направился к лежанке Тома, вспрыгнул на вытертое одеяло. Потом, издавая гортанные звуки и размахивая хвостом из стороны в сторону принялся старательно когтить одеяло, затем подобие подушки, а после стену, оклеенную картинками из жизни Лас-Вегаса, и снова вернулся к одеялу.

– Коко, что ты ищешь? – Квиллер откинул в сторону одеяло, и Коко впился когтями в тощий матрас.

Розмари освещала эту странную сцену лучом фонарика.

– Он настроен очень решительно.

– Может, в матрасе мышиное гнездо?

– Да скинь ты эту грязную подстилку на пол!

Матрас соскользнул с просевших пружин допотопного диванчика, и вместе с ним на пол упал большой, склеенный из оберточной коричневой бумаги конверт. Розмари поднесла фонарик поближе. Конверт с почтовым штемпелем двухгодичной давности был адресован Франческе Клингеншоен. Отправителем значилась риэлторская фирма во Флориде.

– Загляни в него, Квилл.

– Деньги! Купюры по пятьдесят долларов.

– Дай-ка я сосчитаю. Я привыкла считать деньги. – Она пересчитала банкноты с профессиональной скоростью. Общая сумма составляла без малого двенадцать тысяч долларов. – Что мы будем с этим делать?

– Они принадлежат работнику Фанни, – сказал Квиллер. – Мы положим всё обратно, приведём постель в порядок и уйдём отсюда, пока комары не явились сюда всем войском.

Поздно ночью, ворочаясь без сна, Квиллер размышлял о тайнике в сарае. Неужели этот недотепа копит деньги на покупку ночного клуба в Лас-Вегасе? Откуда у него взялась такая сумма? Не от тёти Фанни. Она, без сомнения, даёт ему не больше двух-трех долларов за раз.

Квиллер услышал тяжёлые шаги на крыше. Он очень надеялся, что Роджер прав и это енот.

Во вторник утром, ещё до завтрака, Квиллер поехал в город купить яиц. Розмари утверждала, что для хорошего пищеварения нет ничего лучше, чем яйцо всмятку. Квиллер не помнил, чтобы ел яйца всмятку с того самого времени, когда во втором классе сидел дома, заболев свинкой. Розмари встретила его на пороге. Лицо её было сурово.

– Коко гадко себя вёл, – заявила она.

– Гадко?

Никто и никогда не обвинял Коко в гадком поведении. Его могли считать упрямым, высокомерным или деспотичным. Но гадкое поведение было ниже его достоинства.

– Что же он сделал?

– Снова вытащил все чёрные тюльпаны. Я сама видела, как он это делал. Мне пришлось его хорошенько отругать и запереть в ванной. Юм-Юм ждёт там под дверью и кричит, но Коко сидит очень тихо. Знает, конечно, что набезобразничал.

Квиллер приоткрыл дверь. Картина, представшая его взору, напоминала последствия урагана. Рулон бумажных полотенец был превращен в конфетти. Мусорная корзина перевёрнута, и её содержимое разбросано вокруг. Коробка, в которой лежало двести косметических салфеток, пуста, а туалетная бумага раскручена и развешана фестонами по всей ванной. И всё это щедро посыпано ароматическими солями для ванн и стиральным порошком.