Жерар Клейн: Вы все же умрете

Я был рядом, Глэдис, когда он говорил с вами. Я видел, как поджались и задрожали ваши губы. Но вы были уверены в его искренности, и здесь вы были правы. Вы сказали мне все, вернее, почти все. Вы даже кое-что добавили. Вы сказали мне, что у него лежит готовый контракт, что его можно подписать, если она сделает так, чтобы о ней немного заговорили в газе­тах. Вас волновало, что вы могли бы сделать. Вы вдруг вспомнили, что я писатель, что когда-то у меня было воображение. Вы, Глэдис, сами опустили одну ногу в могилу.

— Быть может, вы могли бы, — сказал я с улыб­кой, — пересечь город обнаженной на велосипеде. Вспомните про леди Годиву.

— Не глупи, Бернар. — Вы опустили ресницы. — Это неприлично.

«Господи, — подумал я, — а насколько приличны ваши крашеные-перекрашеные волосы, слишком ко­роткие и узкие юбки, платок из красного шелка, кро­вавые губы, каблуки, столь же острые, как кинжал, ваши намалеванные веки, ваша манера держать сига­рету».

— Думаю, — сказал я, — что вам надо что-то драма­тическое, что-то, что могло бы помочь журналистам, какую-то печальную историю, сентиментальную, че­ловечную, от которой хочется плакать и стенать.

Вы залезли на диван, Глэдис. Ваши туфли упали на ковер с глухим стуком, ваше гибкое тело, затянутое в зеленое платье, было странным пятном на красной обивке. Вы отбросили волосы назад. Вы улыбнулись мне.

- Да помогите же мне, мой дорогой. Только вы способны сделать это для меня. Придумайте что-нибудь. У вас всегда получаются гениальные истории.

— Спасибо, — скромно ответил я.

— Может, нам развестись? Тогда газеты раздуют нашу историю. Но мы, конечно, разведемся фик­тивно.

— Почему бы и нет. Но не думаю, что газеты ухва­тятся за наш развод. И вряд ли заговорят о нем. Вы еще не настолько знамениты, моя милочка.

— Быть может, несчастный случай, — с дрожью на­мекнули вы. Я знал, что вы мысленно видели кровь, «Скорую помощь», толпу, фотографов и свое изму­ченное обескровленное лицо с божественно иска­женными чертами.

— Может, да, а может, и нет. Это зависит от случая. В наши дни несчастные случаи не так уж редки, чтобы люди обратили внимание на пешехода, попавшего под машину. Здесь требуется счастливый шанс. Все это ненадежно, очень ненадежно. Кроме того, здесь нет ничего сентиментального, ничего человеческого. Обычный несчастный случай. Поверьте, это никого не тронет.

— Что же тогда? — вопрос умер на ваших устах.

— Я подумаю. Подумаю. И что-нибудь придумаю, дорогая моя Глэдис. Вы попадете на первые стра­ницы газет. Гарантирую.

Вы мне улыбнулись, и в золотистых звездах ваших глаз я прочел приговор: дурачок, сделай это для меня за все годы, потерянные рядом с тобой, и ты уви­дишь, как я поступлю с тобой. Но вы улыбались, и ваше лицо было воплощенной нежностью и невин­ностью.

Я встал и отправился на прогулку. Последующие дни мы не заговаривали об этом. Они прошли в спо­койной теплой атмосфере общего согласия. Думая сейчас об этих днях, я повторяю, что они были, на­верно, самыми светлыми в нашей жизни и что для нас обоих, Глэдис, было бы лучше, реши я убить вас раньше. Это спасло бы нас от многих тягот жизни. Но это относительное счастье, Глэдис, не пробудило во мне сожаления. Я был теперь уверен, что вы, Глэдис, умрете счастливой в тот день, который выберу я, и это сняло с моей души последние угрызения совести.

Дни шли, Глэдис, и ваши нервы стали сдавать. Я наблюдал за вами, Глэдис, и видел, как улыбающееся лицо превращается в маску, как жесты становятся рез­кими и неуверенными, как вы исподтишка рассматри­ваете меня, облизываете губы, колеблетесь, задать вопрос или нет, затем спохватываетесь. Я видел, что вы почти поумнели за эти дни. И сказал себе, что столкновение мечты с реальностью, медленное прев­ращение мечты в ощутимую реальность могло бы стать спасительным лекарством для многих челове­ческих существ.

Дни шли, Глэдис, и когда ваши нервы были в нужной мере натянуты, я решил действовать в выбранный мною час.

— Я очень внимательно читал газеты все эти дни, — сказал я в тот вечер, — и прежде всего первые страницы, где заголовки взрываются в глазах чита­телей, как бомбы. Там также печатают фотографии знаменитостей.

— Ну и что? — спросили вы. Лицо ваше было глад­ким и невинным, но вы насторожились.

На первом месте стоит политика. Но политика нас не интересует. Не думаю, что вы собираетесь ос­новать партию и защищать права журналов мод. За­тем идут преступления. Быть может, у вас есть шанс, если вы решитесь очистить банк, но я не уверен, что вы это сделаете. А, кроме того, Глэдис, вам придется остаться в стороне от дел на долгие годы. Нет, это не лучшее средство.