По окончании учебы я устроилась художником в небольшое детское издательство.
Замечательными в моей работе были близость к литературе и профессиональная обязанность читать книги. Ведь только прочитав произведение, можно создать стоящую иллюстрацию или обложку. К своей работе я подходила очень ответственно: оставляла пометки, уточняла у авторов детали, подолгу общалась с ними, стараясь уловить истинное отношение к событию или персонажу, понять настроение, которое писатель вкладывал в свои строки и которое хотел бы увидеть в моих рисунках. Моя скрупулезность приносила плоды: иллюстрации нравились и редакторам, и заказчикам, а я получала от работы огромное удовольствие.
Однако когда я осознала, что на любимую работу я могу больше никогда не ходить, мое сердце радостно забилось. Я стала испытывать чувство вины перед коллегами, хотя уволиться решила в удобный для этого период: никого не подвела бы летом. Пока не передумала и пока еще верила в тот повод, который собиралась озвучить шефу («семейные вопросы, которые требуют моего присутствия»), я решила заскочить домой, чтобы привести себя в порядок и уже до обеда получить расчет.
Дома был дядя Том, мой первый друг и причина, по которой я не покончила с собой.
Никто не умел так поддержать, как он, вызвать улыбку простыми словами, заставить вынырнуть из сомнений и сказать: «Ты хорошая, у тебя получится, ты сможешь, ты классная».
Едва ли он мог назвать актеров, которые мне нравятся или имена стоящих рядом со мной девчонок на школьной фотографии. Но я могла ему рассказывать, что угодно, а он слушал и всегда слышал. С ним я не так откровенничала, как с миссис Тельман (он все-таки мужчина), но если что-то меня задевало или сводило с ума, я приходила к дяде Тому и прислонялась головой к его широкой доброй спине, которая всегда пахла деревом и лаком.
Он почти всегда работал дома: что-то чинил, кому-то помогал. Тетя Зоуи частенько попрекала его тем, что в семье больше зарабатывала она на скромной учительской ставке. Зоуи в целом всегда была недовольна, но к мужу у нее оставалось особенное отношение.
На людях она порой изображала смиренную мученицу. В общении со мной щедро использовала пассивную агрессию и постоянно говорила о том, какой обязанной и благодарной я должна быть, а если я что-то делала не так, она закатывала глаза так сильно, что, казалось, еще немного – и они совершат полный оборот. Но с дядей Томом она превращалась в фурию. Все, что накапливалось в ней за день, она щедро выплескивала на него безо всякого фильтра. Дядя Том всегда честно пытался ее оправдать. В его глазах она не захлебывалась в беспочвенных истериках на пустом месте, а очень уставала на работе и дома, ухаживая за нами. Словом, стокгольмский синдром в полный рост.
Мне никогда не понять любовь дяди Тома к Зоуи. Она, дьявол в юбке, пожирала его каждый день, как чудовище. Может, в их спальне она до сих пор делала его счастливым (думаю, разные одеяла этому не способствовали), это хоть как-то могло бы объяснить ситуацию. При виде Зоуи он начинал походить на сдувшийся гелиевый шарик: фигура высокого и сильного мужчины и добродушие мультяшной панды из моих рабочих иллюстраций.
Когда я, стараясь не шуметь и как можно позже дать себя обнаружить, проскользнула в коридор дома, почти тут же услышала его голос с кухни:
– Зоуи на работе.
Это означало, что все чисто, опасности нет.
Я коротко выругалась про себя и пошла на кухню.
Дядя Том сидел за столом и крутил в руках какой-то шнур. Он сразу поднял на меня голову, улыбнулся, коротко кивнул и продолжил заниматься работой.
Я села напротив и посмотрела на него. Мне почему-то стало ужасно стыдно перед ним. За то, что я теперь богата, а он крутит шнур, наверное, для нашего соседа. Мне хотелось бы, чтобы он никогда больше не крутил шнур. Теперь я могла легко это устроить. Но между этим желанием и его осуществлением стояли мое отношение к Зоуи (нелюбовь) и его отношение к ней (любовь, да).
– Ты знал об этом? – спросила я вместо приветствия.
Он взглянул на меня с беспокойством, потому что тон у меня был необычный.
– О чем, Мэдди?
– О моих родителях. О том, что случилось с ними, – после маленькой паузы я добавила: – Что действительно случилось с ними.
Он моментально помрачнел.
– Да, Мэдди, – он немного помолчал. – Я до сих пор до конца не понимаю, что там произошло.
– Почему… – выдавила из себя я.
– Почему не сказал тебе?
Я кивнула.
Читать дальше