Виктор Артёмов - Тонкая материя

Машина М.С., мощный Cadillac Escalade, легко поглотила наш большой багаж и нас и быстро унесла из суеты аэропорта в целительную тишину и сверхмедленное время жизни леса. И когда из-за высокой ограды показался дом и, как живой, всмотрелся в нас и, даю голову на отсечение, молча сосчитал нас и недосчитался хозяина, я понял, наконец, что все изменилось. На планете каждый день может наступить конец света, но каждый из нас вдобавок носит в себе свой собственный апокалипсис, и когда он таки наступает, изменяется все. Но это еще надо увидеть. Умер мой отец, и я остался один и вышел на линию огня, последний в роду, заключающий в себе множество метафор, в том числе и трепещущее звено в мыслимой и немыслимой сцепке со звеном моего отца, который ушел и остался во мне и до меня. А внутри меня зона, в которую бегут мгновения, и это место для следующего звена.

Поминальный обед приготовила Виктория Артуровна сама, никого не подпустила. Фарфор, хрусталь, серебро украшали большой стол. Чудесная еда – папа любил вкусную еду, прекрасное вино, армянский коньяк, финскую водку. Память вернула меня в недавнее прошлое, на банкет в норвежском посольстве. Абсолютно другой вкус при одинаково высоком качестве.

– Никогда не поверил бы даже Кассандре, что мне предстоит пить за упокой души вашего мужа и отца, – начал М.С., и говорил он, человек-молния, медленно и тяжело. – Он был в тысячу раз живее меня. Он всегда удивлял меня; я очень сильно подозревал, что он дал жизнь не одному своему сыну, а всему живому, как сила, которую чаще всего называют богом. Какая там искра божья – в нем всегда горел огонь. Мне он казался прямым потомком античного бога-мастера. То же волшебное мастерство, тот же масштаб. Я старше его, которого имел честь называть братом, но иногда вдруг понимал, что я перед ним мальчишка. Он был каким-то вечным, а значит, он есть. Он там, куда иду я. И теперь-то мне стало абсолютно ясно, что важнее его, дороже его в моей жизни не было никого. Исключая, конечно, маму. Память о нем для меня свята.

– Спасибо, – нарушила долгое молчание мама. А когда зазвучала ее поминальная речь, мы все, М.С., Виктория Артуровна и я, став ее маленьким народом, то есть единым целым, заплакали разом. Я не приведу ни слова из сказанного ею, не потому, что забыл. Прекрасно помню каждое слово и не забуду никогда. Просто ее голос, наполнявший слова, невозможно повторить. Невозможно.

Прошедшие днем похороны, на Новодевичьем кладбище, получились большими, неожиданно многолюдными. Времени почти не было, но все узнали и успели. Стало зримо, как его любили, и музыканты, и любители музыки. Знакомые и незнакомые лица, старые и молодые, породнились в неравнодушии и сострадании и на время забыли о соперничестве. Всех поразила эта смерть: в самом расцвете жизненных и творческих сил, ни дня не болел, любимый женой и обожаемый всеми, само олицетворение жизнелюбия и жизнестойкости, счастливчик, любимец богов – и без шансов, в мгновение ока он там, где нет обратной связи. Где справедливость? Где хоть одна молекула смысла?

Горе не может уволить с работы, и приходилось возвращаться к делам и занятиям, без которых жизнь концертирующего музыканта невозможна: ежедневной работе с инструментом. Мама осталась в Москве, а я отбыл на дачу. Со скрипочкой работы Штайнера я бродил по дому и заполнял его звуками, будил его. Начал с фуги Баха, совершенство которой залечивает страшные раны. Бах сам играл на Штайнере, и это обстоятельство меня волнует, когда я беру в руки инструмент того же мастера. Адреналин, полученный от фуги, я использовал в Паганини, запоем сыграв, почти без пауз, первые пять каприсов. Они такие разные, что чувствуешь себя прошедшим пять разных миров. Сумасшедшие ощущения. Стендаль, которому сказочно повезло слушать Паганини в интимной обстановке салона, слушать именно каприсы, испытывал, несомненно, похожие чувства. Есть его признания, к счастью. Вернувшись к Баху, я погрузился весь в работу над Чаконой и мог бы оставаться под сводами ее вариаций часами, но бесцеремонный мобильник вернул меня в настоящее. Новая соседка, весьма уверенная в себе особа (молодость, красота, деньги) просила показать ей окрестные места. Пришлось пойти навстречу, подсесть в ее мощный джип в качестве штурмана и поездить по местным проселкам – то еще ралли. В награду был приглашен в аптекарский дом на чай, но вынужден был отказаться: галопы хороши в танце и в верховой езде. Дома наверняка ждала меня мама, мы нею были приглашены на обед к М.С., так что красивой соседке и ее таинственному отцу-мафиози были принесены очно-заочные извинения. Простились холодно, но в нас не стреляли. Будем поддерживать добрососедские отношения!