Джизет - Дело о четырёх стаканах

Овсов прокрался на открытое пространство и робко улыбнулся. Женщина в малиновом обтягивающем платье с пышной розой цвета морской волны на груди расставляла чашки на маленьком столике и наполняла их на четверть из металлического заварочного чайника.

–Тебе с имбирем?

–Конечно, – поспешно согласился Овсов и спохватился, – Но только немного.

Дмитрию Юрьевичу не нравились излишки светло-коричневого корня. От них першило в горле. Овсов присел на стул и положил перед собой оба чупа-чупса. Папку на заклёпках определил на угол стола. Хозяйка приёмной добавила в две чашки несколько маленьких кусочков имбиря, себе на один больше, чем гостю, долила кипятка, чашку с чаем без имбиря поставила на блюдце и скрылась за дверью, расположенную напротив входной. На сером фоне висела табличка с золотистой надписью: «Заместитель начальника УВД».

Внешняя сторона большого шкафа была полностью стеклянной. Все пространство шести полок занимали пластиковые папки. Взгляд издалека улавливал некое подобие радуги. Верхний ряд – жёлтый, следующий – красный, далее синий, коричневый, и, наконец, чёрный. На самой нижней полке алые папки чередовались с фиолетовыми. На всех корешках чётко виднелись буквы. Никаких сомнений в том, что человек, который их расставлял, прекрасно знал алфавит, не возникало.

Над секретарским столом висели две картины. На одной розово-синие тюльпаны весёлой толпой кружили по небольшой лужайке перед голубой протокой с белыми пенными линиями. На второй художник положил на тёмный стол развесистый букет оранжевых лилий. Они свешивались вниз, почти падали, но так и замерли в этом полупоклоне навсегда.

На коричневой поверхности секретарского стола, по центру, но ближе к противоположному от рабочего места краю, стоял плоский монитор, провода от которого убегали вниз, предполагая наличие компьютера.

Чёрные колготки и малиновое платье вернулись в приёмную, слегка задев старшего опера левым бедром и поставив перед ним дымящуюся чашку. Женщина присела за свой стол и приготовилась к имбирному чаепитию.

За начальственными дверями раздался громкий яростный вопль.

–Отравился твоим зельем, – тут же уверенно проговорил Овсов, – ты ему мышьяк вместо сахара по ошибке насыпала. Или не по ошибке?

–Ага, ты уже дело раскрыл. Щас. Опер «липовый». Мышьяк или серый, или жёлтый.

–Ну, вот, похож на сахар из тростника, – обрадовался Овсов.

–Чай пей, – голос из-под пышной розы был низким, чуть-чуть хрипловатым и насмешливым, – о-о, мой любимый вкус. Обожаю арбузный.

–Алина! Срочно этого урода ко мне, – лампочка на телефоне внутренней связи яростно просигнализировала несколькими короткими импульсами.

–Конечно, – миролюбиво согласилась секретарша, убирая чупа-чупсы куда-то вглубь самого нижнего ящика стола. Затем она подняла трубку, набрала короткий номер и произнесла:

–Речушкин, в чём дело? Память отказывает? Срочно к Гулину. Он ждёт тебя с любовью. Бегом.

Затем она взглянула в прищуренные глаза Овсов и неспешно сделала несколько глотков.

–Итак, ты всё видел своими глазами и слышал ушами. Тоже своими. Почему преступление ещё не раскрыто? Кривая преступности растёт, процент раскрываемости падает. Впрочем, у тебя всё падает.

–Зачем же обобщать? – Дмитрий Юрьевич состроил обиженное выражение лица, сделал осторожный глоток и добавил, – Речушкин программист. Молодой, глупый, жадный. Его засунули сюда по блату. Значит, у Гулина периодически зависает компьютер, а Речушкин не может это исправить. Хоть бы догадался у кого-то проконсультироваться. Но он не будет, он не такой. Ему всё равно. Вот если бы Гулин наказал его рублём… – Овсов помолчал и отрицательно покачал головой, – Нет, он и тут не будет исправлять свои ошибки. Скорее пожалуется, кому надо, и зарплату ему восстановят. А то и премию дополнительную дадут.

–Есть такой антивирус, «Призрачным» называется, – мужчина молча кивнул головой, показывая, что знает о таком, – Когда заканчивается срок обслуживания, то антивирус включает напоминалку – на экране монитора появляется надпись: «Надо срочно обновить». И так две недели, каждый день, каждые пять-десять минут. Гулин уже с ума сходит. Требует от Речушкина, чтобы тот убрал эту надпись, а он, естественно, не может. Рабочие дни начинаются странно одинаково…

Дверь приёмной широко открылась, в комнату ввалился невысокий юноша с волосами соломенного цвета и очень толстым туловищем. Настолько расплывшемся, что пройти между шкафами он смог только боком. Его пухлые щёки алели разномастными прыщами. Ничего не спрашивая, он протопал к кабинету замначальника УВД и робко постучал. Кремовая рубашка на его спине припечатывалась к позвоночнику широкой мокрой полосой почти до самого кожаного пояса, поддерживающего необъятные черные брюки. За дверями прорычали и Речушкин вошёл. Лицо его изображало покорность судьбе.