Джизет - Дело о четырёх стаканах

–И даже это ты увидел, – Алина поставила чашку на стол и внимательно взглянула в глаза Овсова, – И чем ты вчера занимался? На вторую чашку не тянет?

–Ты звала из-за имбиря, второй чашки или шоу Речушкина хотела показать?

–Тебя Гулин просил зайти. Но почему-то приказным тоном.

–Суперпрограммист надолго?

–Не очень. Терпения у Гулина хватает минуты на три, не больше. Зато потом опасно заходить. Мало ли что…

–Так мне дождаться? А то меня не только Гулин жаждет увидеть, но и четыре трупа.

–На тебя большой спрос, как я посмотрю…

–Да, покойнички без меня никак.

Их негромкий разговор был ожидаемо прерван другим, гораздо более шумным и насыщенным красочными эпитетами. Слов было почти не разобрать, но громовые раскаты замначальника и срывающийся высокий голос Речушкина не оставляли никаких сомнений о том, какова была тема их беседы, что именно думал Гулин об интеллекте толстого юноши, его талантах, физиологическом расположении его рук, ног и головы и даже кое-что о его собаке и родственниках. Дверь распахнулась, оттуда вылетело искажённое муками лицо программиста УВД и, со звуками уносящегося от мышей слона, покинуло приёмную. Капли пота, срывающиеся с соломенных кончиков, начертили неровную дорожку между дверями.

В проёме показалась недовольная гримаса начальства.

– Овсов! Как вовремя, заходи.

Старший опер рефлекторно дёрнулся в сторону выхода, но сумел удержать себя в руках. Он встал, поправил рубашку, попытался нащупать отсутствующий галстук, подхватил папку и глубоко выдохнул.

–Я тебя жду, возвращайся, – голос Алины был ободряющим, но легче Овсову не стало.

Деревянными ногами он прошёл в кабинет к Валентину Петровичу и закрыл за собой дверь.

–Плотнее закрой, – Гулин смотрел на листок бумаги, лежащий перед ним на столе и угрюмо хмурился, – мало того, что антивирус уже задолбал, чуть ли не по ночам снится. Глаза закроешь, а там надпись: «Надо срочно обновить». Я бы этого Призрака обновил. По всей форме и всем статьям, чтобы знал, что такое компьютер и как свои идеи продавать. Так ещё этот малолетний нахлебник ничего сказать не может. Не то, чтобы сделать, а вообще хоть что-то объяснить. С меня завтра потребуют отчёт, сводку, или ещё какую-нибудь ерунду, и что я должен ответить? Что в УВД берут на работу кого попало? Если бы я занимался кадровым вопросом, то такого бардака не было бы, – Гулин протянул листок бумаги Овсову, – это номер «Мерседеса». Одна местная шишка из «Газпрома». Машину угнали.

–Объявить в розыск?

–Не перебивай, – Гулин покосился на подчинённого и поджал губы, – в розыск нельзя. Очень высока вероятность того, что машину взял покататься его племянник. Объявим в розыск, а потом что? Будем перед прокуратурой оправдываться, признаваться в собственном тупизме? Мол, циферки перепутали, не тот «Мерседес» искали. Выговором не отделаемся. Ещё и звёзды поснимают. Ладно, тебе сорвут, а если мне? В общем, так, сейчас по своим каналам, тихо, негласно, без шума, начинаешь искать этого газпромовского любимца. Найдёшь, сразу проверишь, потом и будем разбираться. Всё, иди.

Спорить Овсов не стал и немедленно покинул гостеприимный начальственный кабинет.

–Всё нормально? – Алина оторвалась от печатания очередной справки, и её блестящий ноготок завис над клавиатурой.

–Да, бегу работать, – Овсов и так уже изрядно задержался и торопился в «Волшебный маяк» на очередное «свидание», которое, разумеется, никто не назначал. Нет, мелькнуло в голове Дмитрия, кто-то всё-таки назначил и его предстоит найти, обеспечив горячие рукопожатия (с наручниками), радушные слова (Вы имеете право…) и тёплый приём (в следственном изоляторе).

Он вышел в коридор, лампы дневного света уже не горели, и направился к дежурной части. Всё это время он крутил головой, рассматривая встречных и удаляющихся. Наконец, мелькнула знакомая спина.

–Петрович, ты-то мне и нужен, – Овсов крепко прихватил правой рукой левый майорский локоть и тихо заговорил, уводя офицера ГИБДД в более безлюдное место, – есть очень секретное и важное дело.

–Пьянка, – обрадовано зашептал Петрович.

–Не совсем…

–Тюю, – договорить Овсову не дали, Петрович разочарованно потянул свой локоть на себя, но освободиться из рук старшего опера не смог, – Только пьянка есть дело сугубо интимное, а потому очень секретное, чтобы лишний рот не приклеился. А милицейские разборки относятся к делам государственной важности, а потому секретными быть никак не могут, – Петрович сделал паузу и поднял указательный палец вверх, – И даже тайными.