Эмиль Коста - Хорошо в деревне летом

Священник выглядел даже бодрее обычного. «Как огурчик!» – мысленно восхитился Иван Ильич. И не скажешь, что этот цветущий мужчина вчера пол-ящика кагора выкушал в одно лицо. При виде соседа отец Геннадий насупился и буркнул:

– Доброе утро. На пробежку, что ли, выходили?

– Рассвет встречал, – мрачно отозвался Иван Ильич, взяв чайную кружку.

Следовало догадаться, что поп вчерашнего не забудет и не простит. Сильные люди не любят демонстрировать слабость, самим себе в первую очередь. А тут свидетели! Уйти бы сейчас в комнату, да там Горобец спит и холодно еще. Нетушки, здоровье дороже! Он присел к столу и шумно отхлебнул горячего чая.

Священник открыл печную дверцу, чтобы подбросить дров, а потом добавил кипятка в свою кружку и занял стул напротив. Молчание было даже более напряженным, чем обычно. Отец Геннадий уставился в окно, а Иван Ильич барабанил пальцами по столу. Вот и помогай людям после этого – никакого намека на благодарность! Полдня с ним провозились, сами же теперь и виноватые.

– Утречко доброе! – на кухню, потягиваясь, вошел Горобец. Он выглядел, как и подобает мужчине хорошо за сорок в половине восьмого утра. – Чего грустные такие: не можете договориться, кому за пивом бежать?

– Да магазин только в девять откроется, – Иван Ильич не удержался от усмешки.

– Ну и отличненько, вместе сходим… Батюшка, куда же вы?

Но отец Геннадий уже хлопнул дверью своей комнаты. Горобец пожал плечами.

– Меньше народу – больше кислороду, как говорил мой первый главред. Где у вас тут кофе?

– Сейчас, – спохватился Иван Ильич. – Ты садись, я быстро.

Он насыпал в турку двойную порцию кофе: гостю и себе. Горобец сидел на стуле отца Геннадия и почесывал холку Кешке, невесть откуда нарисовавшемуся у него на коленях.

– Хороший котик, хороший… А ты когда встал-то? Я вроде не слышал.

– Рано. Дело одно было, позже никак.

Он рассказал об утренних приключениях и о том, что удалось узнать. Журналист слушал внимательно, время от времени отхлебывая кофе.

– Вот так, – закончил Иван Ильич. – Получается, накануне гибели Василий узнал, что эту чертову базу его родной брат построил. А ведь он первый был против.

– Может, зря он так, – пожал плечами Горобец, – Для деревни туризм – дело хорошее. У нас, сам знаешь, зона рискованного земледелия. А тут живые деньги, новые лица – жизнь закипит…

– Да кому это нужно? Старики одни остались небо коптить, вся молодежь разъехалась. Внуков летом привозят – тогда и жизнь. А теперь понаедут всякие, будут танцы по ночам устраивать, без пьяных драк не обойдется.

– Ну ты загнул! Среди городских тоже приличные люди имеются, им тоже детей надо на природу хотя бы раз в году вывезти. Контингент разный попадается, конечно…

– То-то и оно, что разный. В общем, Василий был против, и тут я с ним солидарен. Да что там я – вся деревня.

– Мда, некрасивая ситуация. Думаешь, он с базы звонить брату пошел?

– Скорее всего, – кивнул Иван Ильич. – А ты бы не пошел?

– У меня брата нет. А вообще черт его знает.

– Ну, смотри: магазин в четыре закрывается. Показывать портрет заказчикам Василий пришел не позднее трех и на базе не задерживался. Чем-то же он занимался все это время?

– Думаю, ты прав, – помолчав, ответил Горобец. – Надо бы у Мурашовых спросить – вчера мы до них так и не добрались.

– Сегодня должны вернуться. После завтрака сходим.

Магазин был открыт: Мураш, как и в прошлый раз, «дежурил» на крыльце. И в позапрошлый, если подумать. Вообще загнать его внутрь могло только ненастье, а дома одного Кузьминична не оставляла. Иван Ильич в чем-то понимал эту строгость.

– Утречка доброго, – поприветствовал их Мураш. – Решили по пивку дерябнуть? У нас хорошее еще осталось.

– Да мы поговорить, – Иван Ильич поднялся на крыльцо и пожал хозяину руку. – Кеш, ты Василия видел, когда он последний раз в магазин заходил?

– Так это ж накануне… видал, поздоровался. Только в лавку он сам пошел, я с Лизкой в контрах че-то был.

– А время, время не помните? – спросил Горобец.

– Да уже закрываться собирались – покупателей в тот день ни хрена… Стало быть, часам к четырем дело шло.

– Может, раньше, если покупателей не было?

Мураш посмотрел на журналиста, как на идиота.

– В четыре – это и есть «раньше», – терпеливо пояснил он. – Лизка выгоду не упустит, да и чего дома без толку сидеть. Только после Васьки покупатель табуном пошел, так что закрылись поздно, а не как собирались. И выручки-то – тьфу!