Юлия Санникова - Расследования официальные и не очень [litres самиздат]

– И чем это отличается от сегодняшнего дня? – ни к кому особо не обращаясь, спросила Манон.

– Вы правы, история имеет свойство повторятся, – сказала Клеп. – Тогда, да и сейчас большинство из этих товаров не имело никакой ценности, кроме декоративной.

– Но вы думаете, что эта ваза особенная?

– Судя по тому, что она очень пузатая, и цвет росписи довольно яркий – скорее всего она сделана чуть пораньше торгового бума. Веке скорее в семнадцатом.

– А это значит, что стоимость ее должна быть выше. Во сколько вы оценили бы ее?

– С этим делом лучше обратиться к специалисту, боюсь, я не сильна в оценке антиквариата.

– Хотя бы примерно, – в глазах Манон сверкнул жадный блеск.

Инспектор Клеп пожала плечами.

– Ну если совсем примерно, что-то в районе двухсот тысяч, наверное…

Жан-Луи присвистнул.

– Двести тысяч? Ты представляешь, Манон, что только что произошло? Если бы не мадам Клеп, мы бы ни за что не нашли этот вазон. Так бы и считали, что она из Делфтского сервиза. Страшно подумать!

Он поднял вверх голову и в возмущении всплеснул руками.

– Видите, как дядя в вас верил, – заметила инспектор Клеп. – Ни на минуту не усомнился, что вы найдете вазочку. – Помню у нас был похожий случай, одна женщина была твердо уверена, что муж ее любит и не изменяет. А если это вдруг измена нечаянно случится, он обязательно ей расскажет, покается и будет всю оставшуюся жизнь искупать свою вину и восстанавливать поруганную честь супруги. Благоверный ее, однако, такими строгими принципами не отличался. А может ему было наплевать на честь жены, поэтому у него давно уже была любовница. Он уже тогда собирался бросить жену и ждал только подходящего момента. Но момент не настал, жена узнала об измене и очень расстроилась. Она нашла где-то пистолет и застрелила изменника ночью, пока он спал. Не вынесла, что он растоптал ее веру в любовь.

***

Месяц спустя после истории с китайской вазой инспектор Клеп позвонили с неизвестного номера. Звонивший оказался ни кем иным как Жаном-Луи Бозоне, голос его звучал бодро и весело:

– Звоню, чтобы еще раз поблагодарить вас, мадам! Мою признательность просто не передать словами!

Инспектор Клеп довольно улыбалась.

– По вашему совету мы отнесли вазу оценщику из аукционного дома – месье Байярже. Он сказал, что ваза не семнадцатого века.

– Вот как? – произнесла Клеп с явным беспокойством.

– Все намного лучше: она датируется четырнадцатым веком! Эпоха Юань!

– Да вы что?! – воскликнула инспектор Клеп. – А этот ваш Байярже объяснил, как он это установил?

– Благодаря синему цвету. Рисунок на вазе сделан синим кобальтом, у него характерный для того времени насыщенный сапфировый цвет. А еще детали орнамента: жемчужины, охваченные пламенем, стилизованные лепестки лотоса, фриз из кипящих волн – они все типичны для юаньской керамики.

– Но это же просто потрясающая новость! Вы понимаете, что ваша вазочка – это, может быть, одно из первых фарфоровых китайских изделий?! Бело-синюю керамику стали производить как раз в эпоху Юань, иметь такую посуду тогда было высшим шиком. Возможно ваша ваза всего каких-то шестьсот лет назад стояла на столе у китайского императора.

– Ну, теперь она уже не моя, – весело сказала Жан-Луи. – Мы как самые что ни на есть приземленные материалисты решили, что деньги нам важнее искусства.

– Вас нельзя за это осуждать, все-таки дядя Вим вдоволь над вами поиздевался, заставив искать сокровище. Байярже, наверное, получил хорошие комиссионные?

– Он сказал, что для их аукциона это слишком большой раритет. Я ездил с ней в Англию, ее взяли в Кристи’с. Торги были вчера.

Инспектор Клеп затаила дыхание.

– Три с половиной миллиона в пересчете на евро. Хорошая цена за обычную, хоть и красивую пепельницу, я считаю!

Пять дней в неделю мадам Арно приходилось ездить из Авистера в Льеж. Она работала медсестрой в ночную смену, и ее путь от дома до университетской клиники занимал ровно десять минут. Мадам Арно любила повторять: «Многие гоняют как ненормальные, поэтому надо ездить очень осторожно и быть всегда на чеку!» Сама же она обычно поступала следующим образом: пристраивалась за кем-нибудь, медленно едущим, и мигала фарами, пока тот не уступал дорогу. После этого мадам Арно, взревев мотором, проносилась мимо, а бедняга, она была твердо уверена в этом, восхищенным взглядом провожал ее, удаляющуюся в клубах выхлопных газов.