Ольга Шарапова - Фрактал Мороса [litres самиздат]

– А ты за кого?

– Я тоже за демократов.

– Завидую… – буркнул Ликас.

– А чего завидовать?

– Если бы я понимал, кто такие демократы, кто коммунисты, я бы тоже кого-то выбрал.

– Понятно все. Демократы за народ, за молодежь, коммунисты – деды слабоумные, в маразме.

– Мне вот мало твоего мнения, чтобы поверить. Даже тут вообще нельзя верить…

– Эй, уроды малолетние! – раздалось из распахнувшейся двери квартиры, – валите к черту! засрали все, мрази!

Ликас встал и молча пошел на улицу, Йонас зябко сунул руки в карманы и двинул за ним, плавно двигая бедрами, почти не поводя плечами.

Йонас хотел было перейти на повышенный тон и отстоять свою политическую точку зрения, но соседский окрик сбил его, и последнее слово осталось за Ликасом как-то само собой, по-философски, даже красиво.

Они остановились в оранжевом ромбе света, падавшем на землю из окна булочной.

– Ну и куда идти теперь?

– Куда?.. Туда!

Их гоняли изо всех подъездов, угрожали милицией.

– Тогда по домам что ли? – сплюнул Йонас.

– Да, холодно, и жрать охота. На самом деле можно и в церкви посидеть.

– Ты ее к котельной подключишь?

– Костер разожжем на полу.

– Утро вечера мудренее. Орейвуар.

– И вам того же.

С этого вечера Ликас стал мечтать о магнитофоне.

Он даже знал, что хотел. Это был только-только появившийся латвийский VEF 286, стереомагнитофон, двухкассетник. Он стоил пятьсот рублей. Семейный бюджет за три месяца. Нда…

* * *

Пол в церкви местами был разобран. Штукатурка барочных нефов скрючилась, шелушась, и стала похожа на сомкнутые черные крылья бабочек, зимующих в темноте безвременья. Орган давно сломан, его словно раздавили, и трубки торчали с хоров ребрами Левиафана.

Ликас, Юргис и Йонас принесли сырую картошку, соль, спички.

Над одним из приделов не было крыши, там и решили жечь костер. В этой церкви прошло все детство Ликаса, Юргиса и других ребят. Здесь они прятали «клады», делали тайники, играли «в войну», курили, за эту цитадель шли битвы между дворовыми бандами…

Отец Ликаса когда-то рассказывал, что церковь строил польский католик-архитектор. И не так уж долго она была открыта. Это не была старинная церковь. Ей не повезло иметь историю. Советская власть уничтожила ее настоящее, но не будущее.

– Мать, тварь! – сплюнул Йонас. – Ни копейки не дает. – В Москву хочешь?

– Еще бы. Как мы там жили! И сама ведь, шлюха, переспала с кем-то, отец ее и выгнал. Он бы не за дело не выгнал. У меня в Москве все: отец, бабушка, дедушка, за городом дача, собака своя была…

– За каким рожном ты поехал?

– Пожалел ее, ну и из любопытства…

– Меня тоже мать в Москву не пускает, – произнес Ликас.

– А ты там чего забыл?

– Там бабушка. Она классная…

Юргис молчал, он деловито закапывал в мерзлую пыль картошины, раскладывал сверху розжиг. Спички долго не давались, затем одна, пятая или шестая, зашипела, дымясь, осветила алым, пригашенным светом безголовый придел. – Я выйду, – сказал Юргис.

– Чего забыл?

– Ветерка.

– За колонну зайди.

– Обалдел? Знаешь же, я в церкви не могу… – Юргис вышел, шаги его тихо раздавались в холодном воздухе.

Огонь горел. В гробовой тишине Ликас и Йонас увидели человека. Он стоял перед ними и смотрел в упор. Вздохнул, не произнеся ни слова, ушел прочь.

Время замерло. Вернулся Юргис.

– Чего с вами?

Ликас и Йонас обернулись на него одновременно, отходя от остолбенения.

– Что случилось? Ликас?!

Ликас услышал вопрос сквозь пульсацию крови.

– Ты никого не встретил? – спросил он Юргиса голосом, которого сам не узнал.

– Нет.

– Кто это был? Ты же видел? – глухо произнес Йонас, смертельно бледный.

Юргис, обескураженный, шепотом начал выяснять, что случилось. Безмолвного человека видели оба, то есть он не был галлюцинацией. Только Ликас утверждал, что человек был гигантского роста, Йонас – что обычного.

Костер тушил Юргис. У Ликаса дрожали руки. Он вообще не помнил за собой такого оглушающего страха. Гнев, ненависть, обида – это было, но ужас такой – нет.

– Пойдем скорей, скорей! – зашипел он Юргису сквозь тошноту. В ушах шумело так, что он мог упасть и не способен был взять себя в руки.

Йонас на ватных ногах шел рядом, ему, очевидно, было плохо, но он неожиданным усилием воли справился с собой.

Юргису было жутко и смешно. Его-то никто не напугал, но последствия настораживали. «Что они видели? Тень на стене от костра. Случайного бездомного», – думал он. И радовался, что сам не наткнулся на него, когда ходил один.