Агата Кристи - Лощина [= Долина; = Смерть у бассейна] [litres]

– Нет, конечно, – пробормотала Генриетта.

– Не то чтоб между нами что-нибудь было… что-нибудь неприличное, я хочу сказать, ничего такого между нами не было.

– Нет, – произнесла Генриетта, – конечно, нет.

Она больше не хмурилась и следующие полчаса работала как одержимая. Она измазала глиной лоб, волосы, по которым нетерпеливо проводила рукой, взгляд стал отсутствующим и напряженным. Вот оно… ей, кажется, удалось… Через несколько часов она сможет избавиться от этой муки… от этого изводившего ее наваждения.

Навсикая… Этот образ преследовал ее. Она просыпалась с мыслью о Навсикае, завтракала, выходила на улицу, бродила в нервном возбуждении по городу, не в состоянии думать о чем-либо другом. Перед ее внутренним взором неизменно стояло прекрасное лицо Навсикаи с невидящим взглядом… смутный его абрис. Генриетта встречалась с натурщицами, присматривалась к лицам греческого типа и чувствовала себя глубоко неудовлетворенной.

Нужно было найти… найти то, что даст толчок… вызовет к жизни ее собственное видение. Она вышагивала по улицам десятки километров, она падала с ног от изнеможения и в то же время была счастлива… А неуемное желание увидеть подгоняло ее.

У нее самой появился отсутствующий, неподвижный взгляд, как у слепой. Она не замечала окружающего, только напряженно вглядывалась, ища желанное лицо… Она чувствовала себя совершенно разбитой, больной, несчастной…

И вдруг глаза ее опять вспыхнули – в автобусе (в который села по рассеянности, так как ей было абсолютно безразлично, куда ехать) она увидела… увидела – да, Навсикаю!

Небольшое детское личико, полураскрытые губы… и глаза… прекрасные, странно пустые, словно невидящие глаза… Девушка нажала кнопку и вышла из автобуса. Генриетта вышла вслед за ней.

Теперь она была спокойна и деловита: она нашла то, что искала. Мучительные беспорядочные поиски закончились.

– Извините, пожалуйста, я профессиональный скульптор, и, откровенно говоря, ваша голова – как раз то, что я искала.

Генриетта была дружелюбна, очаровательна, неотразима, какой умела быть всегда, если чего-нибудь хотела добиться.

Дорис Сэндерс, напротив, держалась подозрительно, была испугана и в то же время польщена.

– Я, право, не знаю… Ну разве что только голова. Конечно, я никогда раньше этим не занималась.

Соответственно ситуации – сначала нерешительность, колебания, затем деликатный вопрос о финансовой стороне дела.

– Разумеется! Я настаиваю, чтобы вы приняли соответствующую профессиональную оплату.

И вот теперь «Навсикая», сидя на подиуме в мастерской, радовалась тому, что ее привлекательное лицо будет увековечено, хотя ей не очень-то нравились работы Генриетты, которые она видела в студии. Она с наслаждением изливала душу новой знакомой, чьи симпатия и внимание не вызывали сомнения.

На столе возле нее лежали очки. Она призналась Генриетте, что почти их не носит, из тщеславия предпочитая ходить почти ощупью, так как настолько близорука, что видит не дальше ярда [6] Ярд – мера длины, равная 91,44 см. перед собой.

Генриетта понимающе кивнула. Теперь она поняла причину странно пустого и завораживающего взгляда девушки.

Время шло. Наконец Генриетта отложила в сторону инструменты, с облегчением расправила плечи.

– Ну вот, – сказала она, – я кончила. Надеюсь, вы не очень устали?

– О нет, благодарю вас, мисс Сэвернейк. Это было очень интересно! Правда. Вы хотите сказать, что все закончили? Так быстро?

Генриетта засмеялась.

– Нет, конечно, не все! Мне еще много придется над ней поработать. Но вы свободны. Я получила то, что хотела… нашла основу для дальнейшей работы.

Девушка медленно спустилась с подиума. Она надела очки, и доверчивая невинность и необычное очарование сразу же исчезли. Теперь это было просто заурядное смазливое личико.

Она подошла ближе и, остановившись возле Генриетты, посмотрела на ее работу.

– О-о! – произнесла она с сомнением и разочарованием в голосе. – Это не очень-то похоже на меня, верно?

Генриетта улыбнулась:

– Нет, конечно! Это не портрет.

Пожалуй, вообще никакого сходства не было. Может быть, в разрезе глаз… линии скул… То, что казалось Генриетте существенным в ее представлении о Навсикае. Это была не Дорис Сэндерс, а слепая девушка, о которой поэт мог бы сложить стихи. Губы полураскрыты, как у Дорис, но это не ее губы. Заговори она, это были бы слова другого языка, и мысли ее не были бы мыслями Дорис. Ни одна из черт лица не выделялась четко. Это была Навсикая, не увиденная наяву, а порожденная воображением.