Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

— Ты видишь, я предусмотрителен, у меня под рукой все средства, вплоть до колодца неизмеримой глубины, как говорит легенда. Итак, никакой помощи ниоткуда, никакой надежды… Будешь ты говорить?

Добрек не отвечал. Маркиз продолжал:

— В четвертый раз допрашиваю я тебя, Добрек. Четвертый раз я утруждаю себя розыском документа, находящегося у тебя, чтобы избавиться от шантажа с твоей стороны. Это четвертый и последний раз. Заговоришь ли ты наконец?

Молчание.

По знаку, данному д’Альбюфэ, оба сына подошли к кровати. У одного из них в руках была палка.

— Иди сюда, — приказал д’Альбюфэ после нескольких минут ожидания. Себастиани растянул ремни, которые сжимали запястья Добрека, вставив и укрепив между ними палку.

— Повернуть, господин маркиз?

Молчание. Маркиз ждал. Видя, что Добрек не шевелится, он прошептал:

— Да скажи же. К чему напрасные мучения?

Ответа не было.

— Закручивай, Себастиани!

Себастиани сделал полный оборот палки. Суставы захрустели. Добрек застонал.

— Не хочешь говорить? Однако же тебе хорошо известно, что я не могу оставить этого дела, что ты в моих руках и что, если понадобится, я буду пытать тебя до смерти. Не хочешь? Нет? Себастиани, еще раз.

Слуга повиновался. Добрек подскочил от боли и со страшным хрипением рухнул на койку.

— Говори же! — закричал весь дрожа маркиз. — Ну, скажи, где список. Одно слово — и я оставлю тебя в покое. Список — и ты свободен! Слышишь? Молчишь? Ах, скотина! Себастиани, поверни еще!

Себастиани не заставил себя ждать. Кости затрещали.

— Помогите, помогите, — хрипло проговорил Добрек, тщетно пытаясь освободиться. Потом, еле слышно, запинаясь, произнес: — Пощадите!

Маркиз молчал. Один из сыновей Себастиани подал ему походную флягу коньяка. Налив половину стакана, маркиз опорожнил его залпом.

— Пощадите! — едва слышно прошептал Добрек.

Д’Альбюфэ, не спуская глаз с врага, подошел к нему и сказал:

— Ты теперь видишь, что нелепо сопротивляться. Ну, будь же благоразумен!

Добрек продолжал молчать.

— Стяни веревку, — велел д’Альбюфэ Себастиани, — пусть жизнь не кажется ему медом.

Себастиани снова взял палку и повернул ее так, что она коснулась распухшей кожи. Добрек рванулся.

— Остановись, Себастиани, — приказал маркиз. — Мне кажется, наш друг начинает умнеть.

Оба нагнулись над Добреком. Себастиани — с палкой в руке, а д’Альбюфэ — направляя свет лампы на лицо узника.

— Он двигает губами, сейчас заговорит. Освободи чуть-чуть ремни, я не хочу заставлять его страдать зря… О, нет-нет, сжимай сильнее, мне кажется, наш друг колеблется. Еще оборот. Довольно… Ах, дорогой Добрек, если ты не станешь говорить яснее, мы только потеряем время. Что? Что ты говоришь?

Арсен Люпен едва не вскрикнул от досады. Добрек говорил, а он, Люпен, не мог расслышать. Как он ни напрягал слух, стараясь удержать биение сердца и шум в висках, ни один звук не долетал до него.

«Черт побери, — подумал он, — этого я не предвидел. Что делать? Пустить в Добрека пулю?» Но тогда он не узнает ничего и выдаст себя. Оставалось только довериться ходу событий.

Между тем внизу дело медленно подвигалось вперед. Маркиз не оставлял своей жертвы.

— Ну, говори же! — грозно приказывал маркиз. — Дальше! — Наконец голос его смягчился, и в нем появились одобрительные интонации. — Хорошо, великолепно. Но может быть… Повтори, Добрек… Странно… И никто не имел понятия? Даже Прасвилль? Вот идиот! Не натягивай же, Себастиани. Ты же видишь, что наш друг задыхается… Спокойнее, Добрек, не утомляйся. Итак, дорогой друг, ты говоришь…

Затем послышался шепот, который д’Альбюфэ больше не прерывал, но из которого Люпен не расслышал ни звука.

Наконец маркиз встал и издал радостное восклицание:

— Есть! Благодарю, Добрек! Себастиани, освободи его от уз. Насколько же надо быть бессердечным, чтобы связать своего ближнего, как жареного цыпленка.

— Не дать ли ему напиться?

— Верно, дай ему пить.

Себастиани с помощью сыновей развязал ремни, растер затекшие кисти Добрека и наложил повязку с мазью. Добрек проглотил несколько капель водки.

— Ну что, лучше стало? — спросил маркиз. — Ничего, скоро совсем пройдет, зато ты сможешь похвастаться, что подвергся пыткам, как во времена инквизиции. — Он посмотрел на часы. — Довольно болтать, Себастиани. Пусть твои сыновья стерегут его по очереди. А ты проводи меня на вокзал к последнему поезду.