Рекс Стаут - Тройной риск

– И что же еще лично вы включили бы в этот список?

Он предпринял попытку объяснить мне. Он все говорил и говорил, но я не стану излагать его речь дословно, поскольку сомневаюсь, что в ней содержалась какая-либо полезная для вас информация, во всяком случае, я там таковой не обнаружил. Время от времени я из вежливости издавал согласное мычание. Поначалу я внимал Ковену, но затем нашел некоторое облегчение в прослушивании по радио мыльной оперы, которая, хотя и несколько приглушалась закрытой дверью, звучала все же довольно отчетливо. Естественно, в конечном итоге оратор добрался и до собственной жены, для начала проинформировав меня, что она у него третья и что они состоят в браке всего лишь два года. К моему удивлению, Ковен вовсе не порвал ее в клочья. Наоборот, говорил, какая Марсель замечательная. Суть его тирады сводилась к тому, что, даже если к славе и богатству добавить дружеские отношения с любимой и любящей женой, моложе вас на четырнадцать лет, этого тоже будет недостаточно для счастья.

Его монолог прервался лишь раз, когда в комнату зашел Байрам Хильдебранд. Он явился продемонстрировать исправленный вариант семьсот двадцать восьмого эпизода третьего блока. Они немного обсудили свое художество, а потом Ковен утвердил переделку, и Хильдебранд удалился. Я надеялся, что перерыв отвлек Ковена, но не тут-то было, он продолжил с того самого места, где и остановился.

Я многое могу вынести, когда работаю над делом, даже над детсадовской проблемой вроде этой, но рассудил, что всему есть предел, и, раз в двадцатый покосившись на запястье, положил конец его излияниям:

– Слушайте, благодаря вам я совершенно по-новому взглянул на жизнь и не могу не испытывать за это признательности, но уже четверть пятого и темнеет. Я назвал бы это второй половиной дня. Как насчет того, чтобы начать наше представление?

Ковен захлопнул рот и нахмурился. Затем принялся жевать губу. Через какое-то время вдруг поднялся, подошел к шкафчику и извлек оттуда бутылку.

– Составите компанию? – Он достал два стакана. – До пяти часов я обычно не пью, но ради такого случая сделаю исключение. – Ковен подошел ко мне. – Бурбон пойдет? Скажете, когда хватит.

Я с удовольствием врезал бы ему. Этот тип с самого начала знал, что ему придется выпить для храбрости, но все-таки мариновал меня здесь с двенадцати часов дня. Что бы тогда ни сорвалось у меня с языка, это было бы простительно, но мне удалось сдержаться. Я принял у него стакан, компанейски поднял его вместе с хозяином и немного пригубил. Ковен сделал осторожный глоток, воздел глаза к потолку и затем разом влил в себя остальное. Потом снова взялся за бутылку и снова наполнил свой стакан.

– Почему бы нам не прихватить бутылку в кабинет, – предложил я, – и не повторить сценарий еще разок?

– Не подгоняйте меня, – мрачно ответил Ковен.

Он сделал глубокий вдох, выпятив грудь, и неожиданно ухмыльнулся мне, продемонстрировав зубы. Поднял стакан и осушил его, вновь взялся за бутылку и даже наклонил ее, но вдруг передумал.

– Пойдемте, – объявил он, направляясь к выходу.

Я обогнал Ковена и открыл перед ним дверь, поскольку у него были заняты руки, затем закрыл и последовал за ним по коридору. В дальнем конце мы вошли в комнату, где нам предстояло устроить спектакль. Ковен уселся за стол, налил себе и отставил бутылку в сторону. Я тоже подошел к столу, но отнюдь не затем, чтобы сесть. Хотя я и принял меры предосторожности, вынув патроны из своего револьвера, взглянуть на него еще разок все равно не помешало бы. С этой целью я потянул ящик и с облегчением увидел, что оружие на месте. Потом закрыл ящик и предложил:

– Пойду приведу их.

– Я же сказал, не подгоняйте меня, – запротестовал Ковен, но уже более дружелюбно.

Решив, что еще парочка стаканов наверняка приведет его в нужное состояние, я двинулся к стулу. Но так и не сел. Подсознательно я чувствовал: что-то было не так, и внезапно до меня дошло, что же именно. Я положил револьвер дулом вправо, но теперь он лежал по-другому. Я вернулся к столу, вытащил пушку и осмотрел ее.

Да, это был «марли» 32-го калибра, но не мой.

Я уставился на Ковена. В левой руке у меня был револьвер, а правая невольно сжалась в кулак. Ударь я его в то первое мгновение, а меня охватила тогда такая ярость, что удержаться от этого стоило немалых сил, точно разбил бы себе костяшки.

– В чем дело? – спросил он.

На протяжении долгих пяти секунд я внимательно изучал Ковена. И пришел к заключению, что просто невозможно сыграть так убедительно.