— Веди себя достойно. Брось этот свой заговорщицкий вид, мол: «Если бы только я мог сказать!» Эй, ты меня слышишь?
Он не слышит. Он встает. Он так взволнован, что готов заплакать.
— Я все ей скажу, — сказал он. — Пусть мне будет хуже.
— Но, боже мой, деревянная твоя башка. Успокойся и подумай хорошенько. Предположим, ты ей скажешь правду. А что потом? Нужно будет пойти до конца — сдаться полиции и меня сдать заодно. Потому что именно этого она захочет. С ее честностью другого выхода нет.
Он задрожал. Попытался зажечь еще одну сигару, чтобы немного успокоиться, я предложил ему свою зажигалку.
— Должен же быть какой-то выход, — сказал он. — Но, честно говоря, я его не вижу. Только что вы думали, что…
— Да, верно. Я размышлял над идеей твоей матери, которую стоит, возможно, развить.
— Продолжайте. О чем это вы?
— Слишком рано. Повторяю, такие вещи с ходу не решаются. А теперь ступай. Ты меня утомляешь.
Он ушел. Все еще взволнованный. По его виду можно было понять, что он что-то скрывает. Он носится со своей тайной, как другие со своими болезнями. Этого я не учел. И я себя ругаю. Но что делать! Не мог я в одиночку убрать Фромана. И из-за этого кретина мое прекрасное творение может рухнуть. Потому что уже совершенно очевидно — он не вынесет. Он обдумает наш разговор, не замедлит заметить уязвимое место в моих рассуждениях. А именно: что может заставить его явиться с повинной? Напротив, почему бы ему не сказать Изе: «Если вы не согласитесь, я сообщу в полицию». Прекрасный повод для шантажа. Правда, для этого нужен сильный характер. Однако встречаются трусы, которые стоят смельчаков!
Я вытягиваюсь на кровати. У меня болит спина, поясница. Это помогает шевелить мозгами. Да и безотлагательность решения придает ума. Через неделю выборы. Пусть пройдут. Мне нужно, чтобы меня не отвлекал этот необъяснимый психоз, охвативший телевидение, радио, газеты, волны которого доходят даже до моего уединенного жилища. Я должен до конца проникнуться мыслью, что Шамбон отныне представляет опасность. Кроме того, я не допускаю мысли, что он наложит на Изу свои грязные лапы. У меня нет выбора. Но я уже угадываю извилистую тропинку к окончательному решению. Прежде всего, подготовить Изу, что не составит особого труда, так как я для нее, если осмелюсь так выразиться, единственный путь к истине и жизни. Иза! Милая!
Она придет сегодня, как и каждый вечер, после смерти Фромана. Чтобы удостовериться, что у меня все под рукой, ночник на месте, кресло там, где ему и положено быть, не слишком далеко и не слишком близко, костыли там, где я смогу легко достать, если понадобится. Взобьет подушки. Она будет здесь, я люблю ее движения, ее запах, ее ласковые, нежные руки, обнимающие меня за шею. На этот раз она почти ничего не узнает. Не хочу подвергать ее ни малейшему риску. Я только скажу: «Иди ко мне. Поговорим о Марселе».
Она запротестует: «Нет, он меня преследует повсюду. Я еще и здесь должна слушать о нем?»
Она очень живая, в ней кипит страсть, мне нравится, когда ее глаза горят от гнева. Я уже подготовил свою речь.
— Иза, мне кажется, что мы сможем удалить Марселя, если ты мне поможешь.
Глупо. Как будто я забыл, что она всегда соглашается со мной, со всеми бредовыми идеями, еще с тех пор, когда я изобретал самые дикие акробатические номера. Я уверен в ней больше, чем в самом себе. Я продолжаю:
— Он с ума по тебе сходит и не знает, как привлечь твое внимание. Что ты хочешь, он такой. Ему нужно, чтобы на него смотрели, чтобы с ним возились; я думаю, он всегда мечтал стать для кого-нибудь кумиром. А ты обращаешься с ним, в его же доме, как с чужим.
Иза недовольна:
— А что, если я встану на сторону Шамбона?
— Успокойся, малышка! То, что происходит, — это моя ошибка. Это я тебе сказал после смерти Фромана: «Плюнь ты на этого идиота». Так вот, я ошибся. Я думал, он в моих руках. Но он поверил, что ты любишь его. Вот, пожалуйста… Теперь он способен на все, чтобы ты к нему вернулась. Он больше не владеет собой.
Я заставляю себя рассмеяться, давая ей понять, что наше положение не так уж трагично. Я никогда не мог спокойно видеть тревогу в ее глазах.
— Так вот. В одном лице он и злодей, который кричит: «Стань моей, или я все скажу», и добряк, который умоляет: «Взгляни на меня, или я умру». Он настоящий трагедийный актер, этот парень. Но он способен нас погубить. Самое время его обуздать.
— Но как?
Милая маленькая Иза! Она слушается меня точно так же, как и этот кошмарный Шамбон. Надо думать, рассказать я умею!
Читать дальше