Эмиль Габорио - Дело № 113

— Когда господин Фовель уезжает, он почти всегда оставляет ключ в своей комнате в одном из ящиков письменного стола.

— Отлично! Ты пойдешь к госпоже Фовель и потребуешь от нее этот ключ. Если она не согласится его отдать, употреби силу. Что с ней церемониться! Получив ключ, ты отопрешь кассу и возьмешь все, что в ней находится… Ну-с, господин Проспер, дорого же вам обойдется любовь к девушке, которую люблю и я!

— Не радуйся заранее, — сказал Рауль. — Трудностей еще немало.

— Я их вовсе не вижу.

— Проспер может завтра же переменить это слово.

— Это верно, но маловероятно. Он, должно быть, уже и позабыл то, о чем сболтнул. Во всяком случае мы поспешим.

— И это еще не все. Согласно строгому предписанию господина Фовеля, в кассе оставляют на ночь только очень незначительные суммы.

— Стоит только мне захотеть, и в ней оставят громадную сумму.

— Как это?

— У господина Фовеля сейчас лежат мои четыреста тысяч. Я закажу их платеж рано утром, в момент открытия банкирской конторы. Тогда их положат в кассу на ночь.

— Какая мысль! — воскликнул пораженный Рауль, хотя и опасался со стороны госпожи Фовель непобедимого сопротивления. Будучи побежденной, она, наверное, признается мужу во всем, а тем более если почувствует в своей душе угрызения совести.

Но Луи этого не опасался.

— Жертва влечет за собою жертву, — отвечал он. — Она уже слишком много делала для нас, чтобы не соглашаться на все что угодно. Для нас она предала свою приемную дочь Мадлену, предаст и этого молокососа, который для нее совсем чужой.

— Так-то так, только в глазах Мадлены Проспер все-таки не будет бесчестным.

— Ты просто ребенок, милый племянничек!

И они обдумали весь план действий и самое легчайшее его осуществление.

— Если это действительно то самое слово, — проговорил Рауль, — то Проспер погиб!..

И сообщникам больше ничего не оставалось делать, как только обсудить частности и назначить день к приведению в исполнение их возмутительного замысла. Они решили, что преступление может быть совершено вечером 27 февраля.

Они выбрали именно этот вечер потому, что Рауль знал, что господин Фовель будет обедать у одного из своих друзей и что Мадлена приглашена на вечеринку к подруге. И без всякой помехи Рауль отправится в этот вечер к Фовелям в половине девятого, когда его мать во всем доме будет одна.

— Сегодня же, — сказал Кламеран, — я пойду к Фовелю и потребую, чтобы деньги были приготовлены к утру во вторник.

И, сказав друг другу «до завтра» и пожелав успеха, Рауль и Кламеран расстались.

Кламеран был так рад, что позабыл даже о той бездне грязи, которая еще отделяла его от успеха. Рауль был спокоен и полон решимости. Подлое дело, которое он должен был совершить, возбуждало его своей проклятой властью. Он ни о чем больше не думал, как только о самостоятельности, о финансовой независимости. Даже Луи так не думал о Мадлене.

И все шло так, как условились эти двое негодяев. Банкир позабыл о своем постановлении и из любезности сделал распоряжение о выдаче денег именно в условленный час, а Проспер пообещал, что деньги к назначенному времени будут уже на месте.

Уверенность в успехе сводила Луи с ума. Он считал часы и минуты. Наоборот, Рауль становился все печальнее и печальнее. Размышления о предстоящем деле раскрывали перед ним всю его гнусность.

Рауль был настоящим бандитом, смелым, ужасным во всем, что касалось исполнения его алчных желаний. Он мог красть с веселым видом, мог пырнуть своего врага кинжалом из-за угла и после этого спокойно спать, но он был молод.

Он был молод, и порок еще не успел проникнуть в него до мозга костей; испорченность еще не настолько поработила его душу, чтобы заглушить в ней последние остатки благородных чувств.

И его решимость, такая твердая накануне, все ослабевала по мере того, как приближалась решительная минута.

— Ты боишься? — спросил его Кламеран, с беспокойством следивший за его внутренней борьбой.

— Да, — отвечал Рауль. — У меня нет твоей силы воли и я боюсь.

— Как! Ты? Мой ученик, мой друг? Это невозможно! Черт возьми, бодрись! Побольше энергии, еще один взмах веслом — и мы у берега. Это нервы. Пойдем обедать, стакан бургонского тебя подправит.

И они отправились на бульвар, зашли в один первоклассный ресторан, в котором часто бывали, и потребовали себе отдельный кабинет.

Но напрасно Луи старался быть веселым: он не мог развеселить своего товарища.

Рауль оставался мрачным и бледным. В кабинете пробило восемь часов.