Эмиль Габорио - Дело № 113

До сих пор он воображал себе, что несчастного молодого человека легко погубить, что он сам же доставит к этому средства. Но он ошибся.

Правда, Проспер вел безумную жизнь, которая часто доводит до катастрофы, но даже в беспорядочной жизни у него был свой порядок. Он вел большую игру, но играл без страсти, без всякого интереса, и ни экзальтация выигрыша, ни разочарование проигрыша никогда не могли нарушить его хладнокровия.

Его любовница Нина Жипси была сумасбродна, расточительна, но она обожала его, и ее фантазии не переходили установленных им пределов.

— Ты не знаешь Проспера, дядя, — говорил Кламерану Рауль. — Мертвого не воскресишь. В тот день, когда Мадлена дала ему отставку, она убила в нем человека. Для него безразлично решительно все, и ни к чему он не питает интереса.

— Что ж, подождем!..

И они подождали, а, к великому удивлению госпожи Фовель, Рауль снова стал по отношению к ней таким же, каким был в отсутствие Кламерана. Его расточительность сменилась вдруг бережливостью. Он окончательно порвал с несуществовавшей любовницей. Под предлогом экономии он не хотел уезжать из Везине, хотя оставаться там на зиму было неприятно. Он хотел искупить свою вину уединением. На деле же он продолжал там жить для того, чтобы пользоваться большей свободой и избавиться от частых посещений матери.

Именно в это самое время госпожа Фовель, обрадовавшись происшедшей в нем перемене, придумала определить его на службу в банкирскую контору к своему мужу.

Господин Фовель одобрил эту идею. До него доходили слухи о расточительности Рауля, да и сам он уже неоднократно давал ему взаймы денег. Убежденный в том, что молодой человек без занятий способен на одни только глупости, он предложил ему место корреспондента, назначив ему жалованье по пятьсот франков в месяц.

Предложение это очень обрадовало Рауля, но, получив приказание от Кламерана, он отказался от него наотрез, отговорившись тем, что не чувствует ни малейшего призвания к банковской деятельности.

Этот отказ так обидел банкира, что он сказал ему несколько резких слов и объявил ему, чтобы тот больше уже не рассчитывал на его услуги. Это послужило Раулю предлогом демонстративно перестать у них бывать.

Это затишье после стольких жестоких издевательств показалось Мадлене подозрительным. Она понимала, что это спокойствие, которое обыкновенно предшествует буре, было предвестником какого-то страшного, гибельного шторма. Она не говорила тетке ничего о своих предчувствиях, но приготовилась ко всему.

— Что-то они замышляют? — не раз говорила госпожа Фовель. — Будут ли они нас снова преследовать?

— Да, — шептала и Мадлена. — Что-то они замышляют?

И если Рауль и Кламеран не подавали и признаков жизни, так это только потому, что они, как охотники на тяге, подстерегали своих жертв. Они выжидали только удобного момента.

Следя за каждым шагом Проспера, Рауль прилагал все свои старания к тому, чтобы завлечь его в такую передрягу, где он потерял бы свою честь навсегда. Но, как он и предвидел, безучастное отношение кассира ко всему служило ему большим препятствием.

Кламеран начал терять терпение и стал уже подыскивать более верное средство, когда однажды ночью, в три часа, его разбудил вдруг Рауль.

— Что случилось? — спросил с беспокойством Луи.

— Может быть, ничего, а может быть, и все, — отвечал Рауль. — Я сейчас только от Проспера.

— Ну?

— Я повез его обедать, пригласил также Жипси и еще троих из моих знакомых. После обеда я затеял громадную игру в баккара, но Проспер был такой кислый, что я не мог его втянуть.

Разочарованный Луи сделал недовольное движение.

— Ты сам кислый, — проворчал он. — Ходишь только беспокоить среди ночи людей из-за такой ерунды!

— Подожди, я еще не окончил.

— Так говори же, черт возьми!

— Окончив игру, мы стали ужинать. Проспер, хмелея все больше и больше, сболтнул слово, на которое запирается касса.

Кламеран вскрикнул от удовольствия.

— Какое же это слово? — спросил он.

— Имя его любовницы.

— Жипси!.. Да, это так! Всего только пять букв.

Он был очень возбужден и взволнован, встал с постели, надел халат и зашагал по комнате.

— Попался-таки! — сказал он с выражением удовлетворенной ненависти. — Теперь уж он в наших руках! И если этот хваленый кассиришка сам не хочет обворовывать свою кассу, так обворуем мы за него, и, как ни вертись, влопается-то все-таки он! Теперь слово в нашем распоряжении, остается только достать ключ. Ты ведь знаешь, куда его кладут?