Эндрю Ваксс - Дознаватель

Есть ученые, которые утверждают, что мозг психопата имеет сокращенную площадь миндалевидного тела, после вскрытия или при радикально сниженной активности организма во время сканирования живого человека. Другие указывают на дополнительную Y-хромосому с гордостью исследователя, так как если бы это был Розеттский камень 9человеческой развращенности. Но когда другие ученые указывают на тех, у кого уменьшенное миндалевидное тело и отличающийся генокод, но кто никогда не охотился на других, воцаряется тишина.

У всех объективных наук, направленных на определение психопатов, есть одна цель: высечь их из толпы, в которых они ходят незамеченными.

Даже самый одаренный биопсихиатр не утверждает, что лечение психопатии входит в сферу возможностей.

Но науке еще предстоит взглянуть в другую сторону: сосредоточиться на доказательстве того, что психопаты, которые лгут так же естественно, как дышат, также уникально одарены, когда дело доходит до обнаружения истины. Отсутствие эмпатии блокирует вторжение сострадания... но оно не блокирует обнаружение сострадания в других. В режиме обнаружения цели интеллектуальный психопат может обнаружить и использовать такие чувства. Счастье, горе, шок... полный спектр. Не нужно что-то чувствовать самому, чтобы видеть это в других.

Но в то время как психопаты являются предметом бесчисленных исследований, к ним никогда не относятся удачливые психопаты... потому что никогда ни один из них не попадал в тюрьму.

*

Каждое полицейское агентство на планете считает, что допросу можно обучить. Это расхожее заблуждение. Правда в том, что некоторые студенты обучаемее, чем другие, и некоторые из них действительно одарены. Но эти действительно одаренные

добровольно не предлагают свои услуги в качестве наставников, не делятся своими знаниями, они ревностно охраняют их. Агентства печатают руководства, тренируют

инструкторов, предлагают занятия. Все проходят эти курсы, но неодаренные, обязательно будут терпеть неудачи на полевых испытаниях.

Искусство и наука допроса — не компьютерная программа. Обычный компьютер не может выиграть у меня в покер... если бы я мог удержать кого-то за столом столько же долго. Компьютер вычисляет данные, и только те данные, которые он сам выдает. Он может определять математически правильную игру, он может делать совершенные вычисления вероятностей, но он не может считать сброшенные карты. Или карты на руках игроков. Моя работа не взламывать данные, а извлекать их.

*

Я дознаватель. От «дознаться». Я существую ради ответов. Не глубинных ответов, погребенных в сознании. Я ищу только факты, не причины этих фактов. Мотивации вне зоны моего интереса, и ничего не значат для моих клиентов. Поведение объекта — вот правда… правда похороненная под нижними слоями неадекватного поведения. Мой инструмент не лопаты; я использую скальпель. Самый тонкий скальпель — в умелой руке — может пройти между сухожилиями, не повредив нейроны. Некоторые назвали бы мою хирургическую интрузию «ложью».

Успешно лгать лжецу — это редко практикуемый навык. Ложь должна быть

последовательной, согласованной с ритмом ответов субъекта, когда каждый зонд входит, как снайпер стреляет между двумя ударами сердца.

Ложь должна литься плавно. И никогда не должна быть слишком правдоподобной; каждая ложь должна быть покрыта пузырьками правды, чтобы выдержать удары подозрений.

*

Подозрение — постоянное препятствие в моей работе, но оно тоже разное бывает. В нижней части — фаталисты. Угрозы не имеют для них никакого значения, любые обещания отклоняются как мошеннические, и все стимулы исчерпаны.

Когда такой субъект сидит напротив меня, я работаю со страхом.

Не создавая его, понимая. Уважая. И затем, найдя антидот, я получаю ключ, который открывает сейф.

Пару лет назад людям, которые наняли меня, был нужен код.

Не было никаких оснований объекту удерживать информацию, кроме привычки и того, что считалось честью в его мире. Но и не было причин для предоставления информации. Совсем не было. Даже самая тонкая паутинка толще воздуха.

— Когда эти люди... ваши люди? — он ставил вопрос по привычке, не ожидая ответа. — Когда они забрали меня, я шел с химиотерапии, — сказал мне изможденный человек. Его голос был не таким тонким, как скелет. — Вот почему сейчас меня все зовут Четвертая Степень. Если вы продержите меня здесь слишком долго, я пропущу следующий удар. «Вливание», как они это называют. Как будто это деньги, поступающие на мой счет... только я всегда побеждаю. Тебе нравятся мои шансы?