Поль Альтер - Семь чудес преступления

Прошло несколько секунд, и Джон под воздействием своего воображения и паров курящихся трав опасался, что сейчас увидит голову сокола или крокодила. Но по мере того, как тень пришедшего возникала в проеме двери, он убеждался, что его голова не принадлежала египетскому божеству. Хозяин дома прекрасно знал этого человека…

К девяти часам вечера дождь совсем прекратился. Ветер разогнал облака, но день уже угасал на горизонте. И вдруг вдали раздался крик.

Через тридцать секунд Майкл уже бежал по аллее, пересекающей сад. В это время ранних сумерек было еще достаточно светло, чтобы все видеть ясно. С листвы стекали капли дождя, а на мокрой земле очень четко отпечатались следы ног. Кто-то опередил Майкла на аллее.

В самом ее конце, на уровне «Ворот в потусторонний мир» на ветру дрожало пламя масляной лампы, подвешенной на длинной бечевке и привязанной к большому кругу из кованого железа, соединявшего колонны ворот. Небесная сфера, помещенная в самодельную пирамиду из четырех палок, представляла собой странный аттракцион, так как человек, лежавший возле нее на животе, простирал к ней руки, как будто охваченный страстным стремлением вперед. Но он больше не двигался, он был остановлен судьбой в своем броске, и эту остановку олицетворял нож, вонзенный в спину между лопатками. Вокруг жертвы лежали сбитые ливнем лепестки клематиса, сверху раздавались веселые трели птицы, сидящей на капители колонны. Но эту мелодичную песню не мог слышать тот, кто только что прошел через «Ворота в потусторонний мир»… Это был богатый промышленник Джон Брук.

Несколько мгновений Майкл тупо смотрел на необычный спектакль, представший перед его глазами, а затем услышал шаги за спиной, и женский голос окликнул его. Он обернулся и увидел Амели, подошедшую к перголе. Через несколько секунд она встала рядом с ним, вцепившись в его руку, бледная и дрожащая, устремив взгляд на неподвижное тело Джона Брука, лежавшее в грязи прямо перед ними.

– Боже мой! – дрожащим голосом произнесла она… – Он мертв…

– Он убит, как видишь…

– Но кто… кто мог это сделать?

– Понятия не имею, я сам только что прибежал, – задумчиво ответил Майкл. – Я услышал крик, доносившийся отсюда… сразу же вышел и направился на шум.

– Я тоже слышала крик и увидела, как ты бежишь по аллее…

– По-моему, все это очень странно, – ответил Майкл, глубоко вздохнув.

– Почему?

– Посмотри вокруг, здесь нет никаких следов. Но ведь ясно же, что малейший шаг в этой грязи оставил бы хорошо заметный отпечаток. Здесь только следы туфель мистера Брука, мои и твои, но никаких других… Ты понимаешь, дорогая, что бы это могло означать?

Это были незабываемые вечера. Вчерашний вечер для инспектора Уэдекинда, несомненно, был одним из череды предыдущих. Действительно, он никогда не сможет забыть все это возбуждение, это безумие во мраке, лучи фонариков, бегающие по всему саду, большие фонари, прикрепленные к деревьям и к колоннам, и сам сад, превратившийся в трясину после дождя… Не говоря уже о дикой спешке, потому что нужно было осветить все уголки, чтобы найти отпечатки до начала нового ливня, который уничтожил бы и без того почти отсутствующие улики на мокрой земле.

К этому, конечно, добавлялась его собственная драма. Ведь данного преступления практически нельзя было избежать… Но тем не менее! Первыми словами, произнесенными Оуэном в полночь после его прибытия на место преступления были: «Парк «Парадайс»… В парке «Парадайс» Джон скоро вознесется к богам… Вы знаете, инспектор, что это место чуть было не назвали именно так?»

Уэдекинду нечего было сказать. Ни в этот момент, ни тогда, когда Бернс объяснил ему, что пергола, по словам погибшего, представляла собой «туннель жизни», а небесная сфера – точку «отправления в рай», ни даже тогда, когда Оуэн добавил, что это то самое место, где бы Брук хотел быть похоронен. Не говоря уже о неизбежной ассоциации с шестым чудом света: «Смотрите, вот наша пирамида Хеопса… четыре деревянные палки соединены вверху. Просто, но хитроумно!» Инспектор направлял всю свою энергию – физическую и умственную – на расследование, для которого первостепенной необходимостью был поиск отпечатков и улик.

В эту ночь он также собрал свидетельства всех действующих лиц, а на следующий день вызвал их всех к себе в офис.

Оуэн небрежно устроился в кресле в углу кабинета. Находясь в тени вешалки он, казалось, хотел, чтобы о нем все забыли. Молодой художник, который был вызван первым, заметил его присутствие только тогда, когда тот кашлянул.